После ужина я предложил подвезти Толстого до дома. На улице уже ждали таксисты в автомобилях всех классов и моделей. Мы без лишних разговоров сели в первую попавшуюся «Омегу», и я назвал адрес Толстого:
— Фонтанка, пятьдесят шесть, пожалуйста. Со стороны набережной.
— Рубль, господин.
— Хорошо. Едем.
Дорога до Фонтанки заняла не больше пятнадцати минут, но разговор у нас со Стагнисом не прерывался.
— Если бы сегодня я встречался не с тобой, мне бы досталось от жены, — со смешком сказал мой друг, поправляя перчатки. — Но ты ей очень нравишься, так что я спасен.
— Рад это слышать, — усмехнулся я.
Вскоре таксист остановил машину у дома с тремя высокими арками. Толстой потянулся за кошельком, но я отодвинул его руку с купюрами и сам расплатился за поездку. Машина тут же уехала, оставив нас в ночной тишине.
— Зайдешь на чай? — спросил он.
Я покачал головой:
— Уже поздно. Полагаю, твои дети скоро лягут спать, а если я появлюсь, то нарушу положенный порядок вещей. Не хочу мешать и раздражать твою супругу.
Толстой усмехнулся и постоял несколько секунд, словно раздумывая, а затем я, собравшись с духом, сказал:
— Ты знаешь, я был с тобой честен и теперь хочу такой же честности от тебя.
Он медленно повернулся ко мне.
— О чем ты, Алексиус?
— Это ты совершил ментальное воздействие на адъютанта Шереметевой, Боде? — спросил я прямо.
Глаза Толстого на мгновение сузились. Он ничего не сказал, но я уже видел ответ в его взгляде.
— Больше некому, — продолжил я. — Я сомневался до последнего. Но после того, как ты помог мне в «Медведе», сомнений почти не осталось.
Толстой нахмурился и повернулся ко мне всем корпусом.
— Значит, ты разыграл то происшествие, чтобы проверить меня? — с раздражением спросил он. — А просто спросить было не судьба?
— Нет, совпадение получилось случайным. И я действительно благодарен тебе за помощь. Но вопрос с Боде я хочу прояснить — это важно лично для меня. Ведь теперь я оказался на его месте, а дело моего предшественника выглядит странным. Ты ведь понимаешь, что некоторые могут обвинить и меня?
Мой старый товарищ долго молчал, глядя мне в глаза. Затем тяжело вздохнул и кивнул:
— Да, это был я.
Я почувствовал, как внутри все сжалось. Я не хотел в это верить, но знал, что иначе быть не могло.
— Зачем, Стагнис? — хрипло спросил я, пристально глядя на него. — Зачем было подставлять честного человека? Боде ведь совершенно безобиден.
Толстой равнодушно пожал плечами, словно мы обсуждали какой-то сущий пустяк:
— Он мешал. Так я расчистил тебе путь. Теперь ты адъютант главы Спецкорпуса.
Я шагнул ближе:
— Ты говоришь так, будто это было необходимо.
— А разве нет? — он посмотрел прямо мне в глаза. — Ты слишком благороден, Алексиус. Но в этом мире благородство не всегда помогает. Оно мешает. Этот Боде — бездарный болван, который занимал место при Шереметевой лишь потому, что приходится ей дальней родней. Вот он, пример неправильного мира. Не будет порядка там, где родственные связи ставятся выше талантов. Ведь ты, один из сильнейших магов империи, действительно заслуживаешь столь достойной должности.
Я сжал кулаки, но ответить сразу не смог. Ветер с речки завыл мне уши. В воздухе повисло напряжение.
— И меня ты, разумеется, не спросил, — покачал головой я.
Стагнис удивленно на меня уставился.
— Разве ты не рад? Алексиус, я развязал тебе руки! Твоя сила, твои знания… В отличие от меня, ты их не скрываешь, и я вижу, что ты готов применять их во благо. Место при Шереметевой позволит тебе проявить себя во всю мощь. И когда встанет вопрос о ее преемнике…
Я не знал, плакать мне или смеяться. Впрочем, из моей глотки вырвался смешок. Нервный.
— Не стоило этого делать, Стагнис. Я бы и так поднялся по карьерной лестнице. Сам. У меня был надежный план.
— Я просто ускорил процесс, не драматизируй. Считай это моим тебе подарком, — отозвался друг и внимательно посмотрел на меня. — И теперь вот я, злодей, признавший свою вину перед тобой. Что ты будешь делать, Алексиус? Сдашь друга новым хозяевам? Или поставишь наше братство выше законов этого мира? Покажи мне, насколько ты изменился под влиянием этого мира.
Я не мог не признать правду: этот мир действительно был другим. Вопрос лишь в том, кем в нем оставался я.