Айслин начала стонать громче, когда он перевернул их, двигая бёдрами, чтобы приблизить к краю. Её глаза светились серебром и морской синевой, его имя шёпотом слетело с её губ, как грёбаное благословение. Слёзы текли из её глаз, будто она чувствовала то же смятение. Его освобождение последовало за её, и сила давила на неё, пока он кормил её тем, чем мог. Но его сердце сжалось при мысли о том, что он слишком истощён. Мысль о том, что придётся позвать на помощь, оставила кислый привкус во рту.
Он скатился с неё и упёрся локтями в колени, положив голову на руки. Мягкий звук её ровного дыхания подсказал, что она снова заснула. Синджин поднялся, уставившись на белую плоть, покрытую красными отметинами и синяками.
Синджин сидел на другом конце комнаты, уставившись на спящую красавицу, на которой была его метка. Он заявил на неё права так, как не понимал до сих пор. Его волк жаждал её больше свободы бегать и охотится. Это грёбаная проблема.
Адам — ребёнок, ещё не забыл свою мёртвую подружку и едва ли мог отличить член от пальца. И Синджин должен смотреть, как он уходит с Айслин? К чёрту. Она принадлежит ему. Это одновременно просто и сложно. Она заслуживала мужчину, который смотрел бы на неё, как на грёбаную луну, а он — звёзды, которые освещают небо в честь неё. Ему нравилась мягкость её изгибов и то, как она идеально сочеталась с твёрдостью его мышц. Как её крошечное тело подходило ему. Он жаждал испортить эту мягкость своими прикосновениями, и всё же его попросят уйти. И он уйдёт, потому что, независимо от его действий, или факта, что всегда будет чувствовать отсутствие части души, он дал клятву. Он стоял перед Райдером и обещал сделать всё ради Фейри, помочь исцелить то, что они натворили под управлением отца. Синджин, как и все, кто пережил Алазандера, поклялся в этом.
— Синджин, — прошептала она, пока он наблюдал за ней, и скользнула рукой по кровати, ища его. Он застыл на месте. Впервые за всю жизнь он захотел чего-то большего, чем имел. Айслин потянулась, найдя только смятые простыни там, где он должен быть. С усилием открыв глаза, она осмотрела кровать и приподнялась, чтобы осмотреть тёмную комнату. Страх пронзил её, и она полностью села, оглядываясь. Он сидел в кресле, изучая её, и глаза были полны того, что заставило её внутренности сжаться. Она направилась к нему медленными шагами, скользнув в объятия, когда он раскрыл их, чтобы притянуть её ближе.
— Ты расстроен из-за меня? — спросила она.
— Нет, нет, я расстроен этим миром, — произнёс он, делая вдох и закрывая глаза, когда положил голову ей на живот. — Всё закончилось, — сообщил он.
— Правда? — спросила она.
— Да, ты больше не нуждаешься в кормлении.
— Я не хочу, — мягко призналась она, прижимаясь к нему, пока он обнимал её в темной комнате, наполненной сексом и магией. — А мы можем остаться здесь ещё ненадолго и притвориться, что ничего не закончилось? — спросила она, удивив его.
— Я так не думаю, — прорычал он. — Мне нужно уйти от тебя, и ты должна позволить мне.
— Не уходи, не уходи от меня, Синджин. Через год я буду свободна от клятвы, — объяснила она с невинностью, которой он позавидовал.
— Встань, — приказал он, вкладывая холод в слова и зная, что собирается оставить её сломленной. — С меня хватит.
— Хватит чего?
— Хватит притворяться, что ты для меня всё.
— Что? — спросила она, и его затошнило. — Что ты имеешь в виду, говоря, что я для тебя всё?
— Я думал, ты другая.
Она попятилась, соскальзывая с его колен с выражением замешательства на лице. Чёрт, она прекрасна. Слишком красивая, безусловно, с тонкими чертами, ставшими более резкими и прекраснее, благодаря чертам Высшего фейри. Её уши, правда, со слегка заострёнными кончиками смутили его, но он усмехнулся. В ней текла древняя кровь, из того времени, когда существа земли фейри спаривались с низшими фейри.
Слёзы застилали глаза, когда она накладывала чарами платье, не потрудившись смыть с тела его запах. Волк внутри поднял голову, будто тоже почувствовал, что он собирается сделать, и не одобрил. Он одевался, не используя гламур, истощённый тем, что кормил её, чтобы она пережила изменения.
— Не понимаю, — прошептала она сквозь слёзы.
— Ты бы и не поняла. — Он пожал плечами. — Послушай, было весело, но я трахнул тебя до потери сознания, малышка. Не будь навязчивой; никому не нравится тот, кто не понимает, что такое просто трах.
Его желудок сжался до боли, и эти чёртовы слёзы, которые лились бесконтрольно, словно нож вонзились в сердце.