Жизнь – лишь вода: по земле ледяной
Скул Твоих, Бог.
ДАВИД И САУЛ
Ты послушай меня, старик, в дымном рубище пьяный царь.
Ты послушай мой дикий крик. Не по нраву – меня ударь.
Вот ты царствовал все века, ах, на блюде несли сапфир…
Вот – клешней сведена рука. И атлас протерся до дыр.
Прогремела жизнь колесом колесницы, тачки, возка…
Просверкал рубиновый ком на запястье и у виска.
Просвистели вьюги ночей, отзвонили колокола…
Что, мой царь, да с твоих плечей – жизнь, как мантия, вся — стекла?!..
Вся – истлела… ветер прожег… Да босые пятки цариц…
Вот стакан тебе, вот глоток. Вот – слеза в морозе ресниц.
Пей ты, царь мой несчастный, пей! Водкой – в глотке – жизнь обожгла.
Вот ты – нищий – среди людей. И до дна сгорела, дотла
Шуба царская, та доха, вся расшитая мизгирем…
Завернись в собачьи меха. Выпей. Завтра с тобой помрем.
А сегодня напьемся мы, помянем хоромную хмарь.
Мономахову шапку тьмы ты напяль по-на брови, царь.
Выйдем в сутолочь из чепка. Святый Боже, – огни, огни…
Камня стон. Скелета рука. Царь, зипунчик свой распахни
Да навстречу – мордам, мехам, толстым рылам – в бисере – жир…
Царь, гляди, я песню — продам. Мой атлас протерся до дыр.
Царь, гляди, – я шапку кладу, будто голову, что срубил,
В ноги, в снег!.. – и не грош — звезду мне швырнет, кто меня любил.
Буду горло гордое драть. На морозе – пьянее крик!..
Будут деньги в шапку кидать. На стопарь соберем, старик.
Эх, не плачь, – стынет слез алмаз на чугунном колотуне!..
Я спою еще много раз о твоей короне в огне.
О сверкании царских риз, о наложницах – без числа…
Ты от ветра, дед, запахнись. Жизнь ладьей в метель уплыла.
И кто нищ теперь, кто богат – все в ушанку мне грош – кидай!..
Пьяный царь мой, Господень сад. Завьюженный по горло Рай.
* * *
– Приидет Царствие Мое.
Приидет Царствие Мое.
Вы долго ждали, бедняки –
Приидет Царствие Мое.
– Царь-Голод высох тьмой доски.
Царь-Холод сжег мои виски.
Царь-Ветер плачет от тоски.
Приидет Царствие Твое.
– Пропой же мне последний стих,
Пропойца с пламенем седых
Волос, – что плачешь ты, затих?
До дна ты выпил Бытие?..
– Блаженны нищие духом, ибо их…
Блаженны плачущие, ибо их…
Последний Дух, и вдох, и дых:
Приидет Царствие Твое.
… И так они стояли – так
Стоят на рынке мясники,
А снег в крови, в снегу резак, –
Стоят и плачут от тоски.
В снегу – замызганный пятак:
Огонь – на резкой белизне.
Друг против друга – вечно: как
Враги на ледяной Войне.
И весь в слезах стоит Христос.
И я стою – лицо в слезах.
А мир, бедняк, ослеп от слез.
Огонь, огонь – в его глазах.
ПОХОРОНЫ КАБАЦКИЕ
На столе он лежал, седовласый, мертвый Кит, изрыгнувший Иону.
Ты родился в шелках и атласах – умираешь ты в яме спаленной.
Ах, какие шакалы и шавки истерзали тебя, опростали!..
Родился побегушником в лавке – умираешь царем в горностаях.
Разволосая баба, халдушка, тебе ноги босые омыла.
Из охвостьев старьевных – подушка, и щека почернела, как мыло,
Боже, мыло стиральное – в бане, мыло черное, торфа чернее…
Сабля смерти – кривыми губами да взасос!.. – обвенчаешься с нею.
Сало было – омылилось мыло. Был мускат – а шибает мочою.
Смерть – то розвальни, полоз остылый, и кабатчик-кабан со свечою.
Все мы хамы и все фараоны. Хлещут бубны, литавры, тимпаны.
Спит, холодный, немой, изумленный, средь живых, жарких, бешеных, пьяных.
Из лохани бомжиха напьется – ах, хрусталь-вода, грязные лытки.
Все мы ратники, все смертоносцы. Жизнь колядуем – с миру по пытке.
Ты лежишь… – а кабак сумасшедший весь пылает – хайлом и чалмою,
Весь рыдает – о жизни, прошедшей меж тюрьмою, чумой и сумою!
Ударяет тут нищий в тарелки, соль блестит, как тафта, на обшлаге…
Серафимскую песню, безделку, распевают два лысых бродяги!
Как поют! Душу с корнем вынают! Так давно на Руси не пели!
Сабля смерти, пляши, гиль больная, в темляке белохвостой метели…
Уж повыворотили карманы, скидаваясь на гроб тебе красный,
В епанче сволочной – бездыханный, в шабале раболепной – несчастный.
Уж на лбу титлом сморщилась кожа:
"НЕ ВОСКРЕСНЕТ. НЕТ ЧУДА ЧУДЕСНЕЙ."
Нами, мертвыми, сардов дороже, узвездил Бог свод тверди небесной.
Так трещи же, кабак, кукарекай! В рюмки бей! Кочергами – в подносы!
Не подымется мертвое веко. Не польются священные слезы.
И ни нард, и ни мирро, ни масло… ни елей… ни другая причуда…
В мясе нищая зубом увязла. Дай товаркам. Не жмоться, паскуда.
Умер друг твой – сидел он на рынке, звезды в шапку сбирал, уязвленный…
Дай кусок. Это наши поминки.
Умираешь ты, небом спаленный.
ВОСШЕСТВИЕ НА ГОЛГОФУ
Я падаю. Погодь. Постой… Дай дух переведу немного…
А он тяжелый, Крест святой, да непроторена дорога –
Увязли ноги, ветер в грудь чахоточную так и хлещет –
Так вот каков Голгофский путь! Какая тьма над нами блещет…
Мужик, дружище, дай курнуть… Авось махра снесть боль поможет…
Так вот каков Голгофский путь: грохочет сердце, тлеет кожа…
Ну, раз-два-взяли!.. И вперед… уж перекладина Мне спину
Изрезала… Вон мать идет. Мать, ты зачем рожала Сына?..
Я не виню… Я не виню – ну, родила, так захотела,
Вовеки молится огню изломанное бабье тело…
А Я, твою тянувший грудь, тащу на шее Крест тесовый…
Так вот каков Голгофский путь! – Мычат тяжелые коровы,
Бредут с кольцом в носу быки, горит в снегу лошажья упряжь,
Бегут мальчишки и щенки, и бабы обсуждают участь
Мою, – и воины идут, во шрамах и рубцах, калеки,
Красавицы, что в Страшный Суд сурьмою будут мазать веки, –
Цветнолоскутная толпа середь России оголтелой:
Глазеть – хоть отроду слепа! – как будут человечье тело
Пытать и мучить, и терзать, совать под ребра крючья, пики…
Не плачь, не плачь, седая мать. – их только раззадорят крики…
Солдат! Ты совесть потерял – пошто ты плетью погоняешь?..
Я Крест несу. Я так устал. А ты мне Солнце заслоняешь –
Вон, вон оно!.. И снег хрустит, поет под голою пятою!..
Под Солнцем – лебедем летит!.. Да, мир спасется Красотою:
Гляди, какая Красота! На ветке в куржаке – ворона,
И снега горькая тщета, что жемчуг, катит с небосклона,
И в створках раковин полей – стога – замерзлым перламутром,
И лица ясные людей – что яблоки! – холодным утром!..