Выбрать главу
Я всю-то жизнешку к Тебе – полями: Где пули-дуры, где память-пламя, Полями – тачанок, таганок, гражданок, Где с купола – жаворонок-подранок…
Бегу! – прошита судьбой навылет: Нет, Время надвое не перепилит! Рубаха – в клочья?!.. – осталась кожа Да крестик меж ребер – души дороже…
Бегу к Тебе – по России сирой, Где вороном штопаны черные дыры, Где голод на голоде восседает, А плетью злаченою погоняет!
Ты весь – бирюза меж моих ладоней. Сгорела я за Тобой в погоне. И вот Ты у ног, унизан дождями, Как будто халдейскими – Бог!.. – перстнями…
А я и не знаю – что делать девке? Забыла русские все припевки. Лежишь, в мехах дымов – подо мною?! – Валюсь Тебе в ноги – сковородою – Где в стынь – расстегаи, блины, форели! Где реки – в бараньих шкурах метелей! А елки!.. а зубья кровавых башен!.. Париж, наш призрак велик и страшен,
Наш призрак – выткан по плащанице Снегов – кровоточащей багряницей: На рельсах, скрепленных звездой падучей, Мужик – лоб во проволоке колючей…
И ноги льдяны! И руки льдяны! Не счесть рябин в хороводе пьяных! А над затылком – доска пылает: “ЗЕМЛЯ, ТВОЙ ЦАРЬ ТЕБЕ ВСЕ ПРОЩАЕТ…”
И я, Париж, у Креста стояла. И я завертывала в одеяло Легчайшее – кости да кожа – тело. А пламя волос во пурге летело.
А Ты… – из мерзлот, где сутемь да слякоть, Я так мечтала, сгорбясь, заплакать Над жгучей жемчужиною Твоею, Над перстнем – розовым скарабеем – На сморщенной лапе старухи-Европы, Над кружевом – в прорези грязной робы Наемного века!.. над яркой бутылкой Купола Сакре-Кер! …над могилкой Той маркитантки, кормившей с ложки Солдат в императорской, злой окрошке – О, где там парижский, а где там русский, – Лишь взор – от слез – по-татарски – узкий…
И ветошь – к ране, и кружку – в зубы… Париж! неужели Тебе не люба – Я: руки – в масле, я: скулы – в соли: Чертополох на Твоем подоле!
Пылинка, осколок полярной друзы – Я здесь, прорвавшая века шлюзы Размахом сердца, сверканьем тела… Я так предстать пред Тобой хотела, Как мать калеки – пред Чудотворной! Мы, люди, – у Бога в горсти лишь зерна: Во вьюге брошена, проросла я Сюда, где Мария Стюарт – молодая, Где мчится Шопен, в кулаке сжимая Ключи от музыки, где немая Шарманщица плачет перед Ван-Гогом, А он ее угощает грогом И в зимнюю шапку кладет монету! И прочь – с холстами – по белу свету! А Ты горишь за спиной – кострищем, Мой принц, Париж, что взыскуем нищим…
Я в Нотр-Дам залечу синицей. Златым мазком мелькну в колеснице Беззвучного Лувра: картиной – крикну!.. Зазябшей чайкой к воде приникну:
Лицо, и шея, и подбородок – В Тебе, изумруд мой и зимородок, Фонарь мой – во мраке родных острогов, Оборвыш мой – у престола Бога:
Гаврош – с гранатой – под левой мышкой… Париж. Я с Тобой. Не реви, мальчишка. Шарманщик играет близ карусели. А мы с Тобой еще не поели
Каштанов жареных…
ВАГОНЫ. ВОКЗАЛ
Вот они, вагончики, вагонишки мои… Дай, побуду миг путейщицею… дай… А снежки в меня свистят, будто соловьи, Разбиваются о каменной груди моей Рай. Райский Сад под ребрами, снежный Эдем. Голубая кровь – вдоль – по ледяным хвощам. Нынче я – путейщица. Мазута черный крем – На морды колес. Свеклу фонаря – в пар зимним щам. Низко кланяюсь винтам, молотком стучу… На вшивость испытую дырявый металл… – В шаль завернусь… – а лицо длинное – свечу – Так жгу в ночи, как алмазный кристалл! И от меня шарахнется обходчик-пьянь. И предо мной на колена – грузно – бродяга – бух!.. Встань, мой лысый святой, лисенок драный, встань. Я люблю твою плоть. Я люблю твой дух. И пусть мне буфетчица-подушка глотку пухом заткнет. И пусть меня малюта с дубиной или Ангел с ружьем К стенке – толкнет, тряпкой – сомнет, сапогом истопчет, как лед, И пусть это видит мой народ, с которым мы – вдвоем: Под брюхом мертвого вагона – мигает красный фонарь – И молот – в кулак, в другой – резак, кривой ятаган, И ноги рогаткой: целься, народ! Стреляй, народ! Жарь! Бей дуру-обходчицу, вашу мать, по ребрам и ногам! Выбей, выколоти ей Рай – из груди! Выжги под сердцем звезды! Вымажь в крови! А после – в рот ей монету – за обход – заплати!.. ………………………………………………………….
Эх вы, вагонетки, вагончики мои…
СМЕРТЬ РЕБЕНКА ПУТЕЙЩИЦЫ МАРИНКИ
Ни кружки, что – к зубам стучащим. Ни примочек. Во мраке – золотым крестом: не будет ни сынов, ни дочек. Вокзал горит. Снега дымятся прахом. Светлая солярка Зимы – горит. Ни шишки золотой еловой. Ни подарка. Ни соски за пятак. Ни первых поцелуев. Горит. Все: ноги, грудь, живот – горит напропалую. Сколь поезд здесь стоит?.. …Локомотив меняют?! Горит вокзал. Луна над ним горит. В одно соединяют Пожарища. Куда?! Куда я с ним подамся – с комом жара: Вертеп, лечебница, ночлежка, ресторан?! – я им не пара. Сбивает ветер с ног. Култук? сарма? шелонник?.. или… – Горит сынок мой весь. Крест на его могиле Сама вкопаю – я! То город… или бездна поля?.. Горит зенит. Горят кресты снегов. И Божья воля На все. Заплатят за уборку зала ожиданья – хватит На домовинку: пятьдесят на тридцать. Пусть лежит: на марлях и на вате, На иглах кедров, на колоколах-снегах заимок енисейских и распадков Тарбагатайских… – да на шкурах тех волков, что так любились сладко На злой реке Иркут… а твой отец беспалый, Суглобый машинист, в ночи считает шпалы, Девятую сочтет – на день девятый вздрогнет кожей, До сорока дойдет – в ладони зарыдает: Боже… Горит! ………………..Уже остыл. Пеленки как грязны. Я отстираю. Я отслужу. Я отплачу. Я вниду в двери Рая. И там, где Петр Святой, смеясь, звенит тяжелыми ключами, Я припаду к тебе, сынок веселый и живой, и мелко затрясусь плечами, А ты на облаке стоишь. Беззубый. Топчешь Солнце голой пяткой.
…Ты просто убежал домой. Туда. На небо. Без оглядки.
ГРАД-ПРЯНИК
Ох, Град-Пряник, я дошла к тебе, дошла. Перед телом белым расступилась мгла: Паровозы загудели славу мне, Даль еловая раскинулась в огне! И сквозь лузганья вокзальных всех семян, Через визги, через песню под баян, Через все скрещенья православных рельс, Через месяц мусульманский, через крест То ли римский, то ль мальтийский, Боже, то ль – Через всю тебя, слезы Байкальской боль!.. – Через гулы самолетов над башкой, Чрез объятия, черненные тоской – Через пепел Родин, выжженных дотла – Ох, Град-Пряник, золотые купола, Стены-радуги искристые твои! Деревянные сараи – на любви, Будто храмы на Крови! и пристаней Вдоль по Ангаре – не сосчитать огней! А зеленая ангарская вода Глазом ведьминым сверкает изо льда. А в Казармах Красных не сочту солдат. Окна льдистые очьми в ночи горят. И на пряничных наличниках резных – Куржака узоры в иглах золотых, А на проводах сидящий воробей – Лишь мороз взорвется!.. – канет меж ветвей… Ох, Град-Пряник, – а далече, между скал, Меж мехов тайги – лежит Бурхан-Байкал, Сабля синяя, монгольский белый нож – Косу зимнюю отрежет – не уйдешь… Синий глаз глядит в отверженный зенит: Марсом рыбка-голомянка в нем летит, Омуль – Месяцем плывет или звездой – В нежной радужке, под индиго-водой!.. Да нерпенок – круглоглазый, ввысь усы – Брюхо греет среди ледяной красы, Ибо Солнце так торосы дико жжет, Что до дна Байкала льется желтый мед!..