— А теперь — подарки, — объявил Навозник. — Кто будет помощником Санты?
Из кухни пришла мама; Навозник пытался сподвигнуть Лену побыть помощником Санты, но она не хотела.
— Тебя станут целовать, — соблазнял ее Навозник, — гномика с подарками всегда целуют. Раймо, как там песенка — «Я видел, мама целовала гнома…» Э-э… знаешь ее?
— Не знаю, — огрызнулся Раймо. — Я буду гном-помощник. Где подарки?
Я подобрался поближе к Раймо, который нагнулся, чтобы достать подарки из-под елки.
— Что ты ему сказал? — прошептал я.
— О чем вы там шепчетесь? — поинтересовалась бабушка.
— На подарках стихи, — объяснил я.
— О, стихи! Чудесно, — пробормотала она. Я снова пристал к Раймо:
— Что ты ему тогда говорил?
Раймо обернулся ко мне.
— Ты не волнуйся. Твое дело — ходить в школу, быть хорошим мальчиком и вырасти в правильного мужика. Понял?
Он положил свою здоровенную клешню мне на плечо, сжал. Больно.
— Понял?
— Понял.
— Ну и хорошо. Дядя Раймо плохому не научит.
Появился Навозник с подносом: ликер, виски, несколько рюмок.
— Сервис по высшему разряду, — объявил он, водрузив поднос на журнальный столик, после чего уселся между мамой и Леной. Лена хотела подняться, но Навозник положил руку ей на колено и удержал.
— Сейчас придет гномик с подарками. Тебе разве не интересно?
Лене был весело явно ниже среднего. Мать покраснела и отвернулась.
— Возьми, что в голубой бумаге! — распорядился Навозник.
Но Раймо уже сцапал какую-то коробку и нагнулся к елке, чтобы прочитать стишок.
— «Печенья грызи —
На цветочки смотри».
Раймо выговаривал слова протяжно, с заметным финским акцентом.
— Что бы это могло быть? — поинтересовалась бабушка.
— Скажи, для кого это! — требовал Навозник.
— Слушай, Раймо, — сказал я, — чего ты как финик какой-нибудь, ты же прожил в Швеции всю жизнь?
— «С Рождеством, мама!» — прочитал Раймо с совсем уже нарочитым акцентом, словно только что сошел с финского парома.
— Какая именно? — зло спросила Лена. — Здесь две мамы.
— Младшая, — уточнил Навозник и разлил виски и ликер.
— А для Йон-Йона у тебя ничего нет? — спросила мама. Навозник посмотрел на меня.
— Будешь виски, засранец?
Что за выражения, — прошипела бабушка.
— Да я шучу. — Навозник налил на сантиметр виски и протянул мне.
Раймо прочитал стишок на довольно большом подарке.
— «С Рождеством, Йон-Йон! От мамы и папы».
— От папы? — спросил я.
— Она, естественно, меня имела в виду. Я же тебе всегда был как отец! — Навозник потянулся чокнуться со мной. — Будь здоров, парень!
Я взял сверток и оборвал с него ленточку. Мама уже развернула свой подарок и показывала бабушке.
— Какие красивые. Почти как те, что у тебя когда-то были, — заметила та.
— Кофейные чашечки, — пояснил Навозник, как будто мы сами не видели, что маме подарили кофейные чашки.
— Спасибо, — сказала мама. — Мне именно такие и хотелось.
Она протянула руку, взяла рюмку с ликером, отпила.
Раймо снова читал:
— «Этот милый лоскуток
К чудо-задику прильнет!
С Рождеством! Лене от Рольфа».
Лена сидела красная. Раймо протянул ей сверток.
— А это Йон-Йону от Раймо, — В свертке было что-то тяжелое. Первый подарок я уже успел развернуть: две фланелевые рубашки.
— То что надо, — сказал я.
— А ты свой подарок не откроешь? — спросил Навозник и потискал Лену за ляжку.
Лена не ответила.
Я развернул подарок Раймо. Книга. «Художники Швеции».
— Ты вроде интересуешься шведским искусством, — сказал Раймо. — В этой книге все есть — и Грюневальд, и Улле Ульсон.
Я с трудом выдержал его взгляд.
— Может быть, ты станешь художником? — воскликнула бабушка с другого конца стола.
— Он же будет актером. — Мама подняла рюмку с ликером. — За тебя, сынок!
— За тебя, мама. — Я пригубил виски. Хуже самогона. А ведь я только слегка окунул в него язык.
— Что же ты не развернешь свой подарок? — нудил Навозник, обхватив Лену за плечи. Мама сосредоточенно выставляла перед собой на столе два ряда кофейных чашек.
— Открой. Тебе разве не интересно?
Лена рассеянно царапала бумагу розовыми ногтями.
— Ну открой! Какая радость что-то дарить, если видишь, что человек не открыл подарок?