Дима фыркнул и отвернулся. Он знал, что в этом году никакие взятки ему не помогут: судьям надоело отдавать победу тому, кто ничего не смыслил в готовке и никакие толстые упаковки зелёных бумажек не могли их переубедить.
В кармане джинсов завибрировал, зазвонил телефон Ярика, и тот покраснел, поймав на себе несколько взглядов.
— Что, вибратор включил? — ехидно спросил Вьюгин.
— Заткнись, — попросил Купельский, глядя на дисплей. — Да, пап?
Но ответил ему не отец. Женский голос, прерываясь и тяжело дыша в трубку, с трудом складывая слова произнёс:
— Слав… Милый… Твой папа… Он… — говорившая, не выдержав, заплакала, а у Ярика тяжело ухнуло в неведомуя бездонную яму сердце.
Он бы точно упал — задрожавшие ноги не выдержали бы его веса — если бы обеспокоенный Вьюгин не спрыгнул вовремя с подоконника и не поддержал бы его под локти.
— Что — папа?.. — еле слышно выдохнул Ярик.
— Умер… — также ответили ему на том конце. — Я… Я жена его, его вторая… — послышался шумный всхлип. — Жена. Он много говорил о тебе, Слава, и о твоей мамочке тоже… Береги её, он так просил, слышишь? Он перед смертью только о тебе и говорил, слышишь, мальчик?
Ярик одновременно и слышал, и не слушал. Он не был близок с отцом, но он любил его, как родного, как самого близкого человека, ведь ближе отца, звонившего пару раз в год, у него никого не было. А теперь, он остался один, совсем один, и осознание этого слишком быстро проникало липкой слизью о все уголки его дрожавшего существа.
Не в силах больше слушать рыдания незнакомой ему женщины, он выронил телефон и уткнулся в того, кто так кстати поддержал его пару минут назад.
— Ярик, я… — Вьюгин совсем растерялся, глядя на взъерошенный лохматый затылок своего недавнего врага. — Прими мои соболезнования. Ты уж прости, я слышал весь разговор…
Купельский тут же отстранился, услышав голос Димы и осознав, что буквально висит на нём. Его и без того бледное лицо сейчас было бледнее бумаги, а помертвевшие губы мелко подрагивали, но глаза оставались сухими.
— Всё в порядке, — несколько изменившимся голосом, таким непривычным и чужим, сказал он. — Спасибо.
Дима хотел ещё что-то ему сказать, но голос учредительницы конкурса, усиленный микрофоном, перебил его:
— Дорогие друзья! Я хочу ещё раз поблагодарить вас за то, что вы собрались сегодня здесь и показали нам свои таланты. Мы с огромным удовольствием попробовали ваши кулинарные, не побоюсь этого слова, шедевры и готовы огласить результаты. Напомню, что победителю присуждается чек с приличной суммой на развитие бизнеса. Я искренне надеюсь, что победитель достойно распорядится выигрышем, и сможет реализовать свои мечты.
Ярик сделал глубокий вдох и крепко зажмурился. «Один… Два…»
— Итак, победителем сегодняшнего конкурса становится… — леди Гаучи выдержала театральную паузу, с улыбкой обведя глазами зал.
«Три… Четыре…»
— Мастер глинтвейна…
«Пять… Шесть…»
— Ярослав Купельский!
***
Прошёл уже целый год с того дня, как умер папа. Тридцатое декабря ассоциируется у Ярика только с этим событием. Он не знает, жива ли ещё его мать: сразу после того, как он переехал в Италию, он выкинул старый телефон, сменил симку и ни разу не возвращался в родной город.
Если честно, ему было всё равно. Но ещё больше ему было страшно. Страшно, что вернувшись в отчий дом, он не сумеет снова сбежать и погрязнет там на десятки лет, а он не может себе этого позволить.
Сегодня у него выходной. Его маленькая скромная кофейня сегодня будет закрыта для посетителей. Большой рыжий кот, немного похожий чем-то на своего хозяина, осторожно потыкал мягкой лапкой Ярику в лицо.
— Да встаю я, Буран, встаю, — улыбнулся Купельский, откидывая одеяло. — Проголодался, морда рыжая?
Яркое итальянское солнце залило всю комнату, стоило Ярику поднять жалюзи. Он зажмурился и посмотрел в небольшое зеркало на подоконнике. Он и не знал, но от тёплого ежегодного солнце всё его лицо покрывалось маленькими милыми веснушками.
Рядом лежали запылившиеся линзы, но Ярик не обратил на них внимания. С ними покончено, как и со всей прошлой жизнью.
Тёплые деревянные ступеньки привели его на первый этаж, и Буран, переваливаясь на толстых лапках первый вбежал на кухню.
— Будем завтракать? — ещё раз спросил его Купельский, улыбаясь. — Хочешь свой корм, да? Хочешь, Буранчик? — он потряс в воздухе пакетиком, и кот громко мяукнул. — Ну, держи, кушай.
Получив свою порцию, кот довольно захрустел, изредка дёргая кончиком хвоста и топорща длинные белые усы во все стороны.