Клава. Да ты что — она же скрывает…
Нина. Прямо! От всех скрывает, а каждому в отдельности рассказывает.
Клава. Она без договоренности к нему не ходит. А сегодня она здесь собиралась быть, на рождении. Значит, не договаривались. И ходит она поздно, после двенадцати, а в пять утра возвращается. (Вале.) Ты же знаешь.
Нина. По такому случаю могла раньше. Не выгонит. (Клаве.) Сходи!
Валя. Ладно, я схожу. А если ее нету там?
Нина. Ему все расскажи. Представишься, расскажешь. У него машина, между прочим, — смотается. Уж он-то ее увезет… если она еще там.
Валя. А если его самого дома нет?
Нина. Вернешься. Решим!
Валя. А фамилия? Я же не знаю… и номер комнаты?
Клава. Федор Иванович. По технике безопасности. Найдешь!
Валя уходит.
В лесу, на поляне.
Уже порядком стемнело. Зинуля сидит на своем пеньке, сжавшись с мрачной решимостью в глазах. Готовясь провести всю ночь в лесу, она вооружилась — у пенька, под рукой справа лежат две увесистые кирпичины, слева — кусок ржавой арматуры. Возникает шум приближающегося легкового автомобиля. Шум нарастает, полоснул свет фар по пеньку, по Зинуле, машина останавливается где-то совсем близко. Хлопает дверца. Зинуля, подхватив арматурину, приподнимается. Появляется Федор Иванович — по возрасту он годится Зинуле в отцы, ему не меньше сорока, с небольшим животиком, лысоватый, невысокого роста. Идет и улыбается. Зинуля, узнав, встрепенулась, но тут же, отбросив железяку, быстро опускается на пенек. На приближающегося Федора Ивановича смотрит настороженно.
Федор Иванович (останавливается перед Зинулей, добродушно). Ну, здравствуй…
Зинуля (хмуро). Здравствуйте. Кто вам сказал, что я здесь?
Федор Иванович. По радио передали. Я сейчас проезжал, там демонстрация целая… у дома… этого… твоего обидчика. Несут лозунги: «Руки прочь от Зины Коптяевой!»
Зинуля насупилась.
(Смеется.) Ну, хватит, чертик в юбке… Сама послала за мной, а теперь изображаешь?
Зинуля. Что? Я за вами никого не посылала. Не надо врать. Я никого не посылала!
Федор Иванович. А Валентина Семеновна?
Зинуля. Какая Валентина Семеновна? Валька, что ли? Я не посылала! Я никого не посылала, мне никто не нужен'
Федор Иванович. Откуда же ей стало известно имя-отчество, номер комнаты… если не посылала? Вроде мы с тобой договаривались — никому ничего. Как же так?
Зинуля. Я свободный человек — захотела и сказала! Уезжайте! (Поворачивается спиной.)
Федор Иванович (заходит с другой стороны, натыкается на кирпичину, смеется). Боевые доспехи можно отодвинуть?
Зинуля не отвечает.
(Отпихнув ногой кирпичи, присаживается перед Зинулей на корточки. Ласково.) Посмотри на меня… Эй! (Ткнул ее в плечо.)
Зинуля молчит.
Ну, подними глаза! (Рукой приподнимает подбородок.)
Теперь она вынуждена смотреть на него.
Я сейчас уберу руку — голову не опускай. Не опустишь? Я спрашиваю тебя, не опустишь? Отвечай на мой вопрос.
Зинуля молчит.
Имей в виду, если ты голову опустишь — я ее снова подниму. Так что опускать смысла нет. Поняла? (Убирает руку от подбородка.)
Зинуля голову не опускает.
(С иронией.) Лучшего места не нашла, чтобы выразить свои гражданские чувства? (Вздыхает.) Сколько раз ты была у меня? Десять-пятнадцать, да?
Зинуля не отвечает.
Видишь, сколько я ночей потерял. Зря! Мы же с тобой больше разговариваем, чем занимаемся любовью, извини, когда ты приходишь ко мне. Я считал, что это мое оправдание перед тобой. Ты молодая девушка, я уже лысый… заставляю тебя существовать в казарменном режиме — в пять подъем, шагом марш! Но зато я думал, я тебя уму-разуму научил, помог в чем-то разобраться, понять, усвоить, не быть такой глупенькой-глупенькой, какой тебя выпустили в жизнь твое родители — романтики-моряки! Отец твой, боцман с острова Сахалин! Оказывается, я напрасно старался! Мне тогда оправдания нет! Я тогда просто обыкновенный плут, мелкий грешник. А я о себе лучшего мнения, прости, пожалуйста, за хвастовство! Вставай — пойдем…