Шпыркович Николай Анатольевич
Злачное место
…В масштабах Вселенной, Солнечной Системы, и даже третьей планеты этой системы, это, вообще-то, было вполне себе заурядным событием. На фоне грандиозного вымирания видов (в том числе и воспетых Голливудом и фантастами — динозавров, типа тогда вымерли — только они) где-то там, в меловом периоде, и еще более грандиозного вымирания видов (многим из тамошней фауны динозавры и в подметки не годились) в пермском, то, что случилось прошлой весной в Москве, а потом с молниеносной скоростью распространилось по всему миру было чем-то вроде ОРЗ в Лондоне времен Великой чумы. В самом деле: в какое сравнение могли идти нынешние события рядом с той же пермской катастрофой, когда погибло 95 % всех живых существ! Ныне же даже у самого пострадавшего вида на планете, оставалось еще, по самым пессимистичным оценкам, от 5 до 10 % особей, ведущих, так сказать, привычный образ жизни. Да и остальные проценты, по крайней мере, те, которые еще бесцельно шлялись по постепенно ветшающим городам, или тихо отлеживались в сырых местах, нельзя было считать вымершим видом, тем более, что в подобном облике им можно было существовать неопределенно долгое время, некоторые же радикально сменили и облик, что еще больше увеличивало их шансы встретить и четвертое тысячелетие от Рождества Христова. Практически всем остальным видам живых существ, за исключением лишь некоторых, по странному совпадению, наиболее тесно связанных с тем, наиболее пострадавшим, нынешние времена должны были казаться сущим раем и избавлением от неизбежной, казалось, гибели. Вот только этот самый, наиболее пострадавший вид, категорически не соглашался со столь трезвой оценкой, и упорно продолжал именовать произошедшее Великой Катастрофой, Большим Песцом, Эпидемией К, Армагеддоном — пыжась даже сейчас обилием больших букв показать свою значимость. Правда, в деревне, где жил Артем до встречи с Крысоловом и его ребятами, столь выспренных названий не то, что не употребляли, а даже и не знали. В деревне, где жил Артем, это событие называли просто — Это. Некоторые, правда, относили его к женскому роду, добавляя к нему емкое и привычно звучащее слово… Херня.
Если бы не та сеть с рыбой — бандиты хрен бы вошли в деревню, сторожевых зомбаков им бы не обойти — их сам Артемов отец на капканы расставил — по схеме, так что если одного обойдешь, сразу на другого напорешься. Причем, если сразу входивший напарывался на "медленных" зомбаков, специально навязанных на гремящие цепи, и шарахался от них в сторону, как тут же попадал в лапы "шустеров" на тросах. Без шума не пройдешь, короче. Если конечно, не знать обходную тропинку, которую и знали, практически все белореченские — соседи ведь, мало ли что. А ведь предлагал батя тропу сменить, а им не говорить, еще когда по зиме белореченских сцапали на замерзшем озере, с сетью их деревни, и крепко отметелили — запомнят, ведь, гады, они злопамятные. Еще когда-то, при Царе-Горохе, еще когда Союз был, и коров все держали, за траву на покосах — чуть не убивали белореченские васильевских, ну… и те, тоже….бывало. Потом, когда коров не стало, и делить покосы стало незачем — поспокойней стало, хотя нет-нет и дрались молодые парни на танцах. Ну, так то же — дело молодое. А потом и молодежи не стало, как не стало и того самого легендарного Союза, про который батя рассказывал. Артем, еще когда маленький был, верил, а потом понял, что батя ему дурку гонит — типа, ездили везде, с Дальнего Востока на Черное море летали… Ну, конечно, тогда Херни Этой не было, ясно, но все равно — Артем помнил, что и до Херни выехать в соседний поселок проблемой было, куда ты поедешь, без денег… А тут — через весь континент лететь! Артем карту помнил, хоть в школу еще до Херни ходить совсем не любил. Ну, а потом, когда Это грянуло — деревня вообще одна осталась. Сказать, что жить стало слишком плохо — так Артем не сказал бы. В школу, например, ходить стало не надо, уже и то — плюс! А и закончил бы ее Артем — что дальше? Все равно, в своей родной деревне и останешься, да землю пахать будешь. Ну, телика не стало, товаров поменьше привозить стали. Так, а толку с того было, что Ашот в деревню еще до Херни те товары завозил, если в деревне денег все равно ни у кого не было? Как раньше, на мед и сушеные боровики все меняли — так и теперь, разве что, вместо лысого Ашота теперь ездил кучерявый Сергей. Сейчас даже лучше стало, что не только мед и грибы можно стало обменять, а и зерно. Овощи и картошку Сергей не брал, говорил, что в поселке их сами многие выращивают. А Ашота съели, говорил, подчистую, еще в первые дни, так что даже и зомбаком он не стал.
Хлеб, конечно, вырастить посложнее, чем картошку — высокий он, там только морфам и прятаться, так что городские тогда здорово умылись, еще по первой жатве. Так с тех пор и и повелось — хлеб ростят в деревне, ну, так испокон веков и было, батя говорил. Хоть Артем его не понимал — он-то помнил, что хлеб всегда в магазине был. А вокруг деревни никто его и не сеял никогда- на Артемовой памяти. Вот, после Херни только и стали. У них то в деревне таких тварей, как Сергей рассказывал — в общем-то, и не водилось, хотя из леса дикари порой, бывало, выскакивали. Ну, так они ж мелкие, кто дошел, да и медленные. Стеречься надо, конечно, так на то у тебя и глаза дадены. Когда жатва, конечно — тогда страховаться надо, бабы и девки с серпами жнут, в рукавицах, а мужики с ружьями да дубьем — рядом стоят. Ну, и никого не погрызли никогда, не то что в этом городе…, бабы, кстати наловчились так серпами орудовать, что в последнюю жатву мужикам и работы, считай не было — сами бошки дикарям пробивали.
Да, так вот после того случая с сетью, батя и говорил, что сменить бы надо тропу, и хотели ведь, да белореченские тогла пришли, покаялись. Сослались на голодуху — зима и, вправду, голодноватая выдалась, а у белореченских хлеб, тогда, как назло, не уродил. Ну, и нормально жили ведь потом — в гости ходили, Семен, даже, Аньку Лесникову замуж звать собирался по осени. Только Артем думал потом, что не в сети тут дело, или не только в сети. Земля у них получше, чем у белореченских, вот и вопрос весь. А Белореченка больше, чем Васильевка, и молодых там больше. А земель хороших — ни хрена, разве, что лес драть, так ты его подери, попробуй. Куда как проще их, васильевских, согнать. А как их, васильевских, не станет, так и землю себе можно забрать будет. А там и цену на хлеб задрать можно — не слишком, конечно, но — ощутимо. Артем сам бате все это говорил, а тот все отнекивался, ну, и доотнекивался, на свою голову.
Когда пошла пальба с другого края деревни, Артем сразу схватил калаш и метнулся к здоровенному тополю, с верхушки которого видна была вся улица. Винтарь, конечно, был бы лучше, так где ж его взять, винтаря-то. У Васьки, вон есть, так вот он и бухнул там, где частил ППШ Кузнеца, и сухо щелкал Петькин Макаров. Артем быстро вскарабкался по набитым палкам до первых сучьев, а там моментально взлетел на самую верхушку. Рявкнув на Валерку, испуганно прижавшегося к краю гнезда, он сорвал у того с шеи восьмикратку и первым делом посмотрел второй НП, расположеннный на тополе, растущем на противоположном конце деревни.
Артем приложил бинокль к глазам, и картина творящегося на том конце резко приблизилась, превратившись из муравьиного мельтешения, в четко различимое зрелище. Стрельба к этому времени поутихла, закончившись также внезапно, как и началась, треснув напоследок двумя пистолетными выстрелами. Артем понял сразу, что это за выстрелы, когда увидел лежащего Васька, с расплывающейся луужей крови вокруг головы, а над ним — коротко стриженого парня со знакомыми синими крестами на щеках. Рядом суетился знакомый мужик из белореченских, что-то угодливо тараторя и тыкая пальцем в сторону домов всех взрослых мужиков деревни. Артем немного удивился, что Васька просто застрелили, а не оставили, чтобы изнасиловать, а потом вдоволь покуражиться, ну или хотя бы взять в рабы — по слухам, "крестовым" они всегда были нужны, но потом сообразил, что Ваську убили раньше, он уже обратился, а потому и был застрелен "крестовым", как представляющий угрозу. Скрипнув зубами. Артем протер вдруг странно запотевшие окуляры. И вновь прильнул к биноклю, как раз в тот момент, когда из дома Кузнеца "крестовые" вывели отца, пиная его ногами. У отца плетью висела левая рука, старая камуфляжка обильно промокла кровью. Частые капли ее срывались из рукава в теплую деревенскую пыль, мягкую, как пух. Артем еле удержался, чтобы опять не всхлипнуть, когда один из "крестовых" злобно пнул отца ногой в живот, и батя судорожно согнулся пополам, а затем медленно повалился на бок и затих. Артем было подумал, что все, хана бате, но тот снова мучительно медленно перевернулся и встал на четвереньки. Его вырвало, и один из "крестовых" с хохотом толкнул его в спину между лопаток, так что отец упал лицом прямо в лужу собственной рвоты. И опять затих. Лениво пнув отца тяжелыми ботинками двое молодых "крестовых" отошли чуть в сторону. В доме Кузнеца опять грохнул выстрел, оттуда вышли еще двое бандитов. Один держал на плече кузнецовский ППШ. Петьки нигде не было видно, но поскольку никто больше не стрелял, наверное, с ним тоже уже разобрались — в подтверждение этой мысли из дальнего не видного за забором конца двора, подошел белореченец, хозяйственно осматривая пистолет, аккуратно вытирая его от свежей крови. Значит, все… Из всех мужиков, способных сражаться, в деревне остались они одни с Валеркой. Хотя и самому Валерке совсем недавно исполнились 13. Ну а пацаны, кто поменьше в счет совсем не шли. Собственно, мужики в деревне еще были, но "крестовые", опять же явно с подсказки белореченских, выбрали именно тот момент, когда большинство взрослых защитников были в отлучке — кто на дальних пасеках в лесу, кто на сенокосе там же… кто по торговым делам ушел в ту же Белореченку — ясно, с каким результатом. Теперь все, деревне — кранты, неожиданно ясно осознал Артем. Сейчас "крестовые" запалят деревню, предварительно прошерстив ее на предмет всего ценного и рабынь. И все — мужикам возвращаться будет некуда, а оставшихся сил едва ли хватит, чтобы устроить приличную месть белореченским, не говоря уже про "крестовых", у которых, по слухам, было за сто бойцов. Один выход останется уцелевшим — в город подаваться, за харчи работать. Вот и все — посеянный этой весной хлеб достанется блореченским, а следующей весной уже это будет их земля. Поселятся здесь их молодые, а поселку, в общем-то, плевать, кто будет хлеб поставлять — мрачно подумал Артем, — лишь бы вовремя. Уловив рядом шевеление, он скосил глаза в сторону, и едва успел схватить за руку Валерку, собравшегося — и смех и грех- стрелять из своего "ижака" по захватчикам. Это с такого-то расстояния.