— Ты что, сдурел? — злобно рыкнул он. — сейчас нас запалишь. Обложат тут, как лису в норе, и снимут, будешь зомбаком ворон пугать, пока с верхушки не е. ся!
— А ты что — ссыканул? — хлюпнув носом, белобрысый Валерка потянул рукой двустволку к себе.
— Да не ссыканул я, — досадливо поморщился Артем. — По-умному тут надо. Ты, вот что: спускайся, по-тихому, и дуй за мужиками в лес на мопеде. Только осторожно смотри. Сразу не заводи, сначала так кати. А я попробую их тут подержать подольше, когда ближе подойдут. — Про себя Артем подумал, что все его "подольше" будет ровно до первых его выстрелов плюс еще от силы минут десять. — "Ладно, может хоть пару "крестовых" завалю, а главное — ту суку белореченскую" — решил он.
Оставив ружье, Валерка полез вниз, а Артем продолжил наблюдать за деревней. "Крестовые" на том конце не спешили, курили, поглядывали на часы, ждали чего-то, видать. А чего ждали — стало ясно, когда за три дома от сторожевого тополя прогремела короткая автоматная очередь, и послышался тонкий, захлебывающийся валеркин крик, быстро оборвавшийся, после еще одной очереди. Артем едва не застонал от злобы и боли. Дурак. Зомбак "медленный" — вот он кто. Ясно, что бандюки знали про пост от белореченских, и ждали на этом конце деревни, когда часовой с него побежит за помощью. Вот теперь — точно все… А хотя… Вряд ли они знают, что он тут сидит — мелькнула трусоватая мыслишка. На гнездах всегда по одному дежурили, и белореченские об этом в курсе. И, тем более они могут не знать, что Артем на покос не уехал — он ведь туда действительно собирался, да приключилась с ним какая-то зараза — нос потек, глаза заслезились. Странно, вообще-то — после Херни он вообще ни разу не простужался, но батя сказал, что это не простуда, а аллергия, скорее всего на тимофеевку, она как раз зацвела. При чем тут тимофеевка, Артем не понял, но с удовольствием согласился не идти на покос, пока батя не сходит к Кузнецу, у которого как раз были таблетки от этой хвори. Если не шуметь, можно и отсидеться — снова прокралась в мозг предательская мысль.
— Хрен тебе, а не отсидеться, — зло прошептал Артем самому себе, и стал терпеливо ждать, когда кто — нибудь из нападавших подойдет на расстояние верного прицельного выстрела.
"Крестовые" на том конце поговорили по рации, и совсем рядом с тополем нарисовался высокий плосколицый азиат с автоматом.
— Да… один, всо, вроди, — сказал он кому-то. Артем уже собрался его валить, однако азиат махнул рукой и к нему из- за домов начали подходить еще трое. Артем тихо выдохнув, снял палец со спускового крючка, решив подождать пока все не сойдутся. Судя по всему, "крестовые" пошли на деревню большими силами. Он прикинул — здесь четверо, и с того края — как минимум, шесть, включая гада-белореченца, а может, и больше.
Васильевка с "крестовыми" жила, в общем-то, мирно, платя положенную дань, и те не стремились вмешиваться в жизнь деревни. Один раз, правда, трое отмороженных "крестовых", которых невесть как занесло в ихнюю глухомань, изнасиловали неподалеку от деревни Веру, Кузнецову дочку, забрав ее потом с собой. Не учтя, правда, того, что Васек тогда был неподалеку и все видел. Они с Васьком, батей и еще парой человек тогда быстро нагнали похитителей, как раз недалеко от кабаньей тропы. В скоротечном бою одного из "крестовых" убили, а двое сами покидали оружие. Артем до сих пор помнил страх, даже не страх, а недоумение, что ли, стоящее в глазах одного из них, черного горбоносого кавказца, когда, помолившись, по приказу бати они с Васьком принялись вырезать его товарищу руки из плечевых суставов. Вроде, как сам процесс, того, что делают с его друганом (а потом сделали и с ним) он понимал, но никак не хотел осознать то, что это делают с ним о н и. Вроде, как не могут о н и с ним т а к о е. Кто-то другой может, но только не э т и. Они тогда неплохо попитались с тех бандюков, и оружием и патронами, и даже сделали две неплохих заначки — на будущее. На сторожевых зомбаков "крестовые" не годились — больно уж приметные. Так что то, что от них осталось, оставили там — чтобы, заодно уж и кабанов прикормить. Про случай этот, понятно, никому не говорили, даже и белореченским. Только вот Артем вспомнил внимательный взгляд одного из пацанов из соседней деревни, когда как-то по весне столкнулись на охоте на глухаря они с батей — и такой же пацан со своим отцом-белореченцем. Пацан тогда внимательно присматривался к трофейному дробовику отца, снятому им в том бою с трупа убитого первым бандита. Ружьецо действительно было славным, хорошего боя. И приметным — ни у кого в округе такого больше не было. Вот пацан и смотрел на него, но не так, чтобы восхищенным взглядом, а будто силился вспомнить, у кого он его уже видел. Они тогда быстро разошлись, но Артем помнил, что, оглянувшись, увидел, как белореченский пацан что-то быстро говорит своему отцу. Вот видно и "слили" соседи их "крестовым" — раз уж такой удобный случай вышел — подумал с горечью Артем. Жаль, что вместо глухарей, их тогда не "скрали".
Бандюки под тополем, тем временем не спешили сходиться. Один пошел в их с батей дом, второй, с карабином, зашел в огород, где стал шарить по клубнике, обирая последние ягоды и полностью скрывшись за высоким плетнем. Азиат же как-то незаметно сместился в сторону, уйдя с удобной линии стрельбы, и Артем подосадовал на себя, что не завалил того, пока было можно. Сейчас же шевелиться наверху лишний раз не хотелось, поэтому он решил подождать более удобного момента — не век же, в самом деле, будет эта свинья их с батей клубнику жрать. Пока же он решил глянуть, что творится на том конце, и как там батя.
Батя все так же, не шевелясь, лежал посреди двора. Четверо "крестовых" сошлись вместе, решив, видно перекурить перед тем, как начать грабить деревню, белореченец уже деловито копался в сарае. А шестой где? Артем перевел бинокль чуть дальше, и увидел шестого, жирного дядьку, отошедшего за сарай и расстегнувшего штаны. Увидел как раз вовремя: через секунду после того, как жирный присел, блаженно щурясь на солнце, он вдруг внезапно вздрогнул, так что его украшенные крестами щеки, затряслись, как холодец и ничком повалился лицом вниз, нелепо задрав кверху зад в дерьме. Из затылка жирного торчала узкая дырявая рукоятка метательного ножа.