Он хотел прижать раскаленное лезвие к моей драгоценной коже?
— Нет! Я против.
Рот проигнорировал меня, складывая камни в круг, затем собирая ветки и хворост, каждое его движение было торопливым.
— Должен признаться. До того, как ты появилась на балу, я уже решил, что останусь один, если не смогу заполучить тебя.
«Он. Не. Для. Меня».
— Ты мог заполучить меня. Вместо этого ты оставил меня в башне, — огрызнулась я.
— Я оставил тебя в безопасном месте. Что, если смерть, которую тебе предсказали, окажется буквальной, как ты и думала? Если с тобой что-то случится… — он провел рукой по лицу. — Я думал, что испугаюсь, когда ты сбежишь, но почувствовал такое глубокое облегчение. Такое раскаяние. Мне жаль, что я не доверился тебе раньше. И мне жаль, что я относился к тебе как к колдуну, виновному в смерти моей матери и брата… жаль, что я относился к тебе как к убийце моего отца. Я сожалею о многих вещах.
Если он говорил правду, то у меня были проблемы. Но он лгал, поэтому я выдохнула.
— Ты сожалеешь, что я сбежала, и идешь на попятную. Ты ненавидишь меня. Я паразит!
Он на мгновение замолчал, склонив голову.
— Я не ненавижу тебя, и ты не паразит. Я был неправ, сказав такую ужасную вещь. — продолжая, Рот бросил ветки в каменный круг и развел костер. Дым поднялся вверх, уносимый теплым ветерком.
— Конечно, я паразит. — я хотела, чтобы вернулся король Упрямец. Не хотела Славного Парня. — Я забираю силу у других. Я только что ее забрала у тебя. Забыл?
— Ты выживала, так же как мне нужна пища.
Черт!
— Я могу осушить и убить тебя за несколько минут.
— Накормить тебя будет моей привилегией.
— Ты издеваешься? — я ударилась головой о мох. — Ты возненавидишь меня, и мы оба это знаем.
— Возненавижу тебя? Ни за что. — глядя на меня горящими глазами, он сказал: Думаю… я люблю тебя.
«Любовь». Одно слово, шесть букв… вместе они создали заточку и вонзили ее в мое сердце.
— Ты не любишь меня. Ты не можешь. Ты думаешь своим… своим членом, вот и все. — мои щеки побелели, и я поспешно добавила. — Ты не причиняешь боль людям, которых любишь. Но ты сделал мне так больно, как никто и никогда. — разве нет? В моем болезненном состоянии все, что я должна была чувствовать, чувствовала и хотела чувствовать, начало смешиваться воедино.
Сожаление в его глазах ошеломило меня.
— То, что я чувствую к тебе, не похоже ни на что, что чувствовал раньше. Это сильнее. Глубже. Острее.
— Похоже, это твоя проблема.
— Ты проникла в мое сердце и разбила там лагерь. Я не могу дышать, не думая о тебе и не желая, чтобы ты была рядом.
Заточка снова вонзилась в меня. Пам. Пам. «Держись».
— Я бы поверила тебе, если бы ты отпустил меня. Но ты этого не сделал, доказав, что всегда будешь думать обо мне только как о грязной колдунье, недостойной…
— Нет! Нет. — он покачал головой. — То, что я сделал, говорит о моих недостатках, а не о твоих. Ты… ты… Каждый день я чувствую себя так, будто кусочки меня окунули в огонь и выковали из них меч, а ты — кузнец. Ты самый лучший человек, которого я знаю. Боец. Страх и боль не останавливают тебя. Ты берешь свои трудности и создаешь из них бриллианты. Я недостоин тебя. Потому что ты права. Мы защищаем наших близких, чего бы это нам ни стоило. Я не защитил тебя. Но я буду. С этого момента.
Разбитая, я сильнее покачала головой. Его слова были сильными и властными; они разрушали меня, но и изменяли тоже.
Разведя огонь, он положил рукоять кинжала на один из камней, и пламя лизнуло лезвие. Забудь на мгновение о его откровениях. Или навсегда. Да, так мне нравилось больше. Огонь… клинок… Я тяжело дышала, мое зрение затуманилось, мои легкие сжались.
— Должен быть другой способ. Внуши мне, — сказала я в отчаянии. — Только один раз. Пожалуйста, Рот. Пожалуйста. Сделай это.
— Если я внушу тебе, после того как поклялся никогда больше не делать этого, я стану недостоин твоей любви.
— Это всего лишь смягчающие обстоятельства, — настаивала я.
— Это лишь оправдание, а никакое оправдание никогда не будет достаточно хорошим. — он отрезал остатки моего платья, стянув с меня промокшую юбку, оставив меня в лифчике и трусиках, с осколком зеркала, прикрепленным к бедру. он резко втянул воздух. — Это ты следила за мной, хотя на тебе было крученое ожерелье.
— У меня было заколдованное зеркало. Но потом ты заплатил Офелии, чтобы она заблокировала меня, и все этим испортил.
— Я говорил себе, что это не ты, даже когда ловил твой загадочный взгляд.
Ладно, ему нужно было заткнуться. Например, сейчас. Его признания путали мой и без того испорченный разум.
Мне нужно было подумать и решить, как остановить кровотечение.
— Ты умираешь? — потребовала Фобия.
— Ни за что. Я не умру, детка. Обещаю. — я улыбнулась ей. — Я буду бороться и выживу.
Рот взглянул на скорпиона, словно завидуя, а затем умоляюще посмотрел на меня.
— Мне нужно, чтобы ты исцелилась, милая. Мой мир станет лучше, если в нем будешь ты.
«Красивые слова. Ничего не значащие».
— Тогда внуши мне, — сказала я. — Используй свою способность на мне, как ты ожидаешь, что я использую свою способность на тебе.
Он вздрогнул. Вина и стыд омрачили его выражение лица, но он без колебаний сказал:
— Эверли Морроу, ты исцелишься. Мышцы, плоть и сосуды срастутся. Потерянная кровь восполнится.
Магия ласкала мою кожу. Красивая, мощная… болезненная. Моя спина выгнулась, регенерация тканей посылала огненные копья через каждый дюйм тела.
По мере того как я исцелялась, его стыд и вина исчезали, их место занимало благоговение, как будто у него наконец-то появилась причина радоваться своему дару. Рот сжал мою руку и убрал волосы с моего влажного лба.
— От-отвлеки меня, — умоляла я. — Расскажи мне больше о своей магии.
Я ожидала отказа или колебаний. Охотно обсуждать свои слабости с колдуньей? Никогда. Но он признался:
— Я не могу заменить магию другого человека или остановить отравление после того, как оно произошло. Не могу воскресить мертвого или повернуть время вспять. Не могу внушить нескольким людям одновременно. Не могу контролировать эмоции, которые испытывают другие, и не могу манипулировать памятью. Чем четче приказ, тем сильнее внушение. Некоторые люди от природы устойчивы, другие более восприимчивы.
Я слушала, восторгаясь.
— Если тебе нужно больше силы, — сказал он, его взгляд пылал отчаянием, — я хочу, чтобы ты взяла ее у меня.
Его случайно не ударили по голове?
— Я больше никогда не заберу у тебя силу. — и нехотя добавила: Если только ты не разозлишь меня. Или я почувствую угрозу. Или буду умирать.
Он сдерживал улыбку, уголки его губ подрагивали.
— Я не откажусь от своих слов. Мне не хватало нашей связи. И мысль о том, чтобы быть тем, кто тебе нужен… Это удовлетворяет меня так, как никогда раньше.
Я не… Я бы не… Я не могла смириться ни с ним, ни с изменениями в нем, ни с тем, что они означают. Не смела надеяться, что у нас есть будущее, когда над нашими головами висело пророчество.
Когда боль стала тупой, я попыталась подвигать рукой. Вновь зажившая кожа натянулась, мышцы заболели, но я не сомневалась, что полностью поправлюсь.
— Послушай, — сказала я и вздохнула. — Не нужно беспокоиться обо мне. Мы должны расстаться. Вместо того, чтобы бороться друг с другом, нам надо бороться с судьбой. Разве эта маленькая сучка не достаточно долго играла с нашими жизнями?