После свирепой ночной грозы утро было великолепным. Воздух приобрел кристальную прозрачность, капельки росы отражали солнце мириадами крохотных радуг. Но Арабелла не замечала великолепия утреннего сада.
Восковая бледность покрывала ее лицо, но глаза оставались сухими. Она молча смотрела на Уэйда, и тот поспешил заверить:
— Прекратите терзать себя, любовь моя. Все в порядке.
— Он... сильно страдает? — с трудом выговорила Арабелла.
— О, совсем нет, — это было сказано вполне чистосердечно: в том состоянии, в котором пребывал Блад, вряд ли он мог сильно страдать.
— Возможно ли мне... увидеть его?
— Любовь моя, думаю, что это исключено. Теперь, когда вы моя невеста, это будет неверно истолковано. Но я уже побывал у него... — а вот теперь осторожнее, нельзя, что бы она почувствовала малейшую фальшь. — Он желает нам счастья.
— Вы сказали ему? — казалось, Арабелла побледнела еще сильнее.
— Да он даже удивился, когда узнал, что мы до сих пор не женаты. Ведь вы помните его поручение?
Его светлость продолжал вдохновенно лгать, ведь от этого зависело сейчас его будущее счастье. Вот если бы убедить ее заключить брак до начала суда...
Арабелла не отвечала. Она была олицетворением самой скорби, и вскоре лорд Уйэд вынужден был откланяться.
«Ничего, — утешал он себя, — она привыкнет».
* * *
Темнота, окружающая Блада, начала рассеиваться, и он увидел, что находится в лесу.
Это не была величественная дубрава его родины, не походил этот лес и на пышные, благоухающие тропические леса, где ему приходилось бывать в последние годы.
Если здесь чем-то и благоухало, то только гнилью. Под ногами чавкало, он поскальзывался на стволах упавших деревьев, покрытых толстым слоем мха. Мох покрывал и стоящие деревья. Все казалось мертвым.
Где-то наверху трепетали листья, купаясь в солнечном свете, но сквозь плотное переплетение ветвей не проникал ни один солнечный луч. В зеленом полумраке мелькали странные тени. Питеру казалось, что он слышат голоса, зовущие его по имени.
Как он здесь оказался? Почему он один? Он заблудился во время похода?
Куда же идти? На деревья взобраться невозможно, первые ветки начинались слишком высоко. Он побрел наугад. Временами ему слышался шорох и шлепанье, словно кто-то шел позади, но оборачиваясь, он никого не видел.
Блад шел целую вечность, но вокруг было все тот же мох, осклизлые корни и стволы упавших деревьев под ногами, полумрак и шепот. Он не понимал, слышит ли он шепот на самом деле или голоса звучат в его мозгу.
Вдруг совсем рядом раздался знакомый голос:
— Что ты здесь делаешь? Это место не для тебя!
Блад обернулся и увидел Пако.
— Хотел бы и я знать,что я здесь делаю, — криво усмехнулся он.
— Возвращайся! - сердито сказал индеец.
— Но как?! Этот чертов лес повсюду!
— Ты должен захотеть вернуться. Тогда ты найдешь путь.
Но Блад лишь покачал головой:
— Я не знаю, куда идти.
Индеец сочувствия не проявил:
— Вспомни, что с тобой случилось!
Блад напряг свою память, но все скрывалось в тумане.
...В это время, за многие мили от Порт-Ройяла, в тесной каморке на борту корабля, полной странного сладковатого дыма из нескольких маленьких курильниц, маленький индеец, сидя с закрытыми глазами на убогой циновке, забормотал что-то речитативом. Волверстон, случайно проходивший мимо каморки, сплюнул и едва сдержал желание перекреститься. Но еще сильнее ему пришлось сдерживать желание ворваться вовнутрь и выкинуть проклятого колдуна за борт.
...Над Порт-Ройялем собиралась гроза...
— Вспомни, — настаивал Пако.
Он вдруг коснулся лба Питера, и тот вспомнил; впрочем воспоминания принесли мало приятного... Он только хотел сказать, что не собирается возвращаться туда, как индеец вдруг оглянулся: вдалеке послышался треск, словно какое-то большое животное ломилось по направлению к ним через лес. Если, конечно, здесь могли быть животные.
— Торопись! У тебя больше нет времени! Иди же, вот твой путь!
...Индеец на циновке забормотал громче, настойчивее, на лбу его выступили крупные капли пота. Невесть откуда взявшийся среди штиля порыв ветра качнул огромный корабль, пронесся по нему, засвистел в вантах. Волверстон, успевший подняться на палубу, грязно выругался и сказал Джереми Питту:
— Мерзкий колдун! Давай все же бросим его на корм акулам?
Питт лишь закатил глаза:
— Нед, да уймешься ли ты когда-нибудь? Дался тебе этот индеец. И вообще, приведи себя в порядок, нас вызывает д'Ожерон, хочет побеседовать с нами о Питере.