— Зачем? Раз уж я решил развеяться, прогуляюсь при луне, заодно отдохну от ваших гнусных рож.
— Но…
— Не стоит и обсуждать, Нед, — усмехнулся Питер. — Будет лучше, если ты последуешь своему же совету и отправишься воздать должное доброму рому.
Волверстон ворчал еще что-то, но капитан уже не слушал его. Он щелчком расправил манжет и сошел на берег.
***
Прием, как всегда, оказался на высоте. Блад заметил, что Мадлен, старшая дочь губернатора, весь вечер не сводила с него лучистых глаз. После спасения мадемуазель д’Ожерон из лап Левасера, Блад начал подозревать, что является идеалом ее девичьих грез. Он всегда старался быть с ней любезным, но не более того. Однако в этот вечер он словно бы увидел девушку в первый раз. Иначе. В первый момент, когда Блад осознал это, он удивился, но затем нашел, что ему нравится смотреть на нее.
После окончания приема д’Ожерон пригласил Блада в свой кабинет. Одинокая свеча в изящном подсвечнике бросала мягкие блики на тяжелую мебель из черного дерева. Тускло поблескивало золотое тиснение на корешках книг из богатой библиотеки губернатора, и в целом, все создавало весьма умиротворяющую обстановку. Но Блад перехватил острый и внимательный взгляд д’Ожерона, и пришел к выводу, что разговор представляет существенную важность для губернатора. Впрочем, будучи опытным дипломатом, д’Ожерон не спешил переходить к делу. Он приглашающе махнул Бладу на кресло, а сам достал из шкафчика два серебряных бокала и наполнил их из стоящей на столе пузатой бутылки.
— Мой друг, сегодня я предложу вам особый напиток. Наверняка, вам знаком вкус бренди, но Aqua vitae из Шаранта... Это совсем другое дело! Вкус намного благороднее и не уступает по крепости, — говоря это, месье д’Ожерон протянул бокал Бладу. — Эту бутылку мне доставили на днях из Франции.
Несколько минут они молчали, наслаждаясь тонким ароматом шарантской водки. И вдруг, безо всякого перехода, губернатор заявил:
— Мы, ваши друзья, беспокоимся о вас.
Блад вскинул бровь: неожиданное заявление!
— Вот как, и отчего же?
— У вас усталый вид, и, как мне кажется, раньше в вас горел огонь, однако... - д’Ожерон многозначитлеьно замолчал, а затем задал новый неожиданный вопрос:
— Вы никогда не думали жениться?
Блад чуть не поперхнулся:
— Что, я так плохо выгляжу?
— Боже упаси! Но приходит день, когда оказываешься на распутье.
— И, по вашему мнению, я должен обзавестись славной женушкой, надеть ночной колпак и усесться писать мемуары? — с легкой иронией спросил Питер.
— Нет, но вы могли бы заняться чем-то… менее рискованным. Мемуары… — д’Ожерон покивал, на его породистом лице возникло почти мечтательное выражение: — Да, мемуары. Это могло быть весьма прибыльно, в Европе они разошлись бы мгновенно. Вы же деловой человек, а не только пират! Те средства, которыми вы поручили мне распоряжаться, пристроены в векселя надежных французских банков. Зачем вам и дальше продолжать рисковать собой? Вы можете вести весьма и весьма состоятельную жизнь.
— Кого же вы предлагаете мне в жены? Вы ведь не просто так заговорили о женитьбе.
— Мадлен.
— Мадлен? - Блад изумленно воззрился на губернатора. - Прошу меня извинить, но мне сложно в это поверить. Учитывая… род моих занятий.
Д’Ожерон тонко улыбнулся и сделал изящное движение кистью правой руки, будто отметая возможные возражения:
— Ваш соотечественник Дрейк был посвящен в рыцари, а Морган — назначен губернатором колонии. Могу ли я быть полностью откровенен с вами? Я бы не завел с вами разговор на эту тему, но, как мне кажется, кое-что изменилось… — он сделал паузу, затем без обиняков заявил: — Я видел, как вы сегодня смотрели на Мадлен, месье Блад. А уж ее сердечные терзания по поводу вас для меня давно не тайна, хотя бедная девочка считает иначе.
— Ничего не укроется от глаз губернатора Тортуги, - несколько принужденно улыбнулся Блад.
— На то он и губернатор, — д’Ожерон расхохотался и сразу же посерьезнел. — Но сейчас я — прежде всего любящий отец, пекущийся о благе своей дочери. Мы с вами знаем, что она невинна, как в день своего рождения, однако… После той гнусной истории с Левасером…
Блад медленно кивнул. Мотивы д’Ожерона были ему понятны, оставалось поразмыслить, насколько это отвечало его собсвенным устремлениям.
— Итак, вы обещаете подумать?
— Обещаю, — твердо ответил Питер.
— Конечно, я позвал вас не только для того, чтобы устроить судьбу Мадлен, — д’Ожерон с тревогой взглянул на него. — Полагаю, вы знаете, сколько у вас могущественных врагов?