Всевышний в тот день отвернулся от них. Меткость французских ублюдков вкупе со быстротой и четкостью маневров их кораблей заставляла заподозрить вмешательство самого дьявола. Коменданта Олевареса, верно, тоже черти унесли, и Ортеге пришлось взять командование на себя.
- Огонь! - каркнул он сорванным голосом.
Пушка молчала. Оглянувшись, он увидел лежащего ничком канонира, выхватил у того пальник и ткнул в запал. От грохота заложило уши. Ортега вскинул голову, пытаясь понять, куда пришелся выстрел, и ухмыльнулся: у ближнего французского корабля ядром разбило бушприт.
Корабль, хотя и медленно, вновь поворачивался бортом. Взвизгнула картечь, что-то горячо толкнуло в грудь. Ортега опустил взгляд, увидел расплывающиеся по мундиру темные пятна и удивился. Потом выщербленные камни стены метнулись ему в лицо. И больше не было ничего...
Бой продолжался не меньше часа. Корсарам удалось разрушить часть стены форта, но и испанские канониры не зря ели свой хлеб. На «Арабелле» была сбита грот-стеньга, оборванный и перепутанный такалаж свисал с уцелевший реев, тем не менее, корабль слушался руля. Блад всматривался в клубы едкого дыма, застилающие обзор, пытаясь понять, что происходит с другими кораблями. Насколько он мог видеть, "Элизабет" не получила серьезных повреждений, у «Лахезис» был снесен бушприт и разворочена носовая часть. Больше тревожила «Атропос». Даже на расстоянии можно было понять, что дела у Волверстона идут неважно: его корабль глубоко осел в воду, а маневры стали медленными и неуклюжими.
- Ну же, волк, - пробормотал Блад. - Держись.
Новый залп — и взрыв сотряс форт. Выше стены взметнулось пламя, повалил густой черный дым: одно из ядер угодило в пороховой погреб.
- Хурэээй! - дружный вопль прокатился по «Араблле» и был подхвачен на других кораблях.
- Играй атаку, — велел Блад горнисту. - Спустить шлюпки!
***
два дня спустя
За древними стенами церкви Нуэстра Сеньора де ля Попа шумел ночной ветер, и сквозняк колебал язычки пламени свечей, бросая ломанные тени на стены кабинета пресвитера. На столе перед Бладом лежали исписанные убористым почерком листы с перечислением контрибуций, наложенных на испанцев по условиям капитуляции. Подробнейшее перечисление ценностей, включая золотые и серебряные блюда из дома губернатора Картахены, потиры и золотой крест, инкрустированный изумрудами, из собора Санто-Доминго - французы не сочли зазорным изъять реликвии у святых отцов. Однако, хотя списки любезно предоставил лично барон де Ривароль, Питер сомневался в их полном соответствии действительности.
Гулко ударил колокол. Со двора донеся хохот, затем громкая ругань. Блад поднял голову и прислушался. Вскоре вновь воцарилась тишина, и он вернулся к изучению списков.
...Атака на форт Сан-Луис была более чем успешной, гарнизон практически не оказал сопротивления. И не прошло и получаса, как над развалинами форта взвилось французское знамя. Доступ к внутреннему рейду был открыт, однако «Лахезис» и «Атропос» оказались настолько повреждены, что еще не скоро смогут выйти в море.
Далее бездарное командование барона привело к потере еще двух кораблей, на этот раз — из его собственной эскадры, потопленных пушками испанцев. И все-таки, благодаря храбрости корсаров Картахена была взята, но для Блада вкус победы отчетливо отдавал пеплом.
А ценность захваченных сокровищ поражала и будоражила умы. Двадцать милионов песо! Потребовалось несколько дней, чтобы первезти ценности на французские корабли. Однако пираты не участвовали в дележе богатой добычи, занимая расположенную на холме церковь чтобы перекрыть единственную дорогу, соединяющую город с материком. Неудивительно, что их терпение было на пределе. Но де Ривароль слово забыл о союзниках, и Бладу пришлось об этом напомнить, прилюдно обвиняя барона в бесчестье. Завтра они наконец-то получат оговоренную долю. Это известие было встречено бурными восторгами. Сам же Питер ощущал только глухое раздражение и опустошенность. Он сожалел, что принял предложение губернатора Тортуги, и желал как можно скорее убраться из Картахены.
Сразу после штурма Пако объявил ему о своем решении двигаться в глубь континента в поисках тех, кто разделяет его веру. Расстаться с индейцем оказалась неожиданно трудно, Питер и не подозревал, что так привязался к Разговаривающему-с-Духами, и на миг заколебался, раздумывая, не уйти ли и в самом деле с ним.
Словно отвечая на его невысказанное желание, индеец сказал: