Но слова застряли в горле: вдруг стало невозможно задать простой и в чем-то банальный вопрос. Арабелла с недоумением и даже неверием смотрела на него, и, справившись с собой, он нарочито равнодушно продолжил:
- Со своей стороны спешу вас заверить, что не собираюсь чинить какие-либо препятствия лорду Джулиану и… вам. Если вас это тревожит.
В ее взгляде недоумение уступило место гневу. И там было еще одно чувство, но пока он пытался определить - какое именно, она вздернула подбородок и решительно заговорила:
— Понимаю, что у вас есть основания для подобных выводов, мистер Блад. Но я никогда не стану женой лорда Уэйда!
— Не станете? — растерянно переспросил Блад, все еще не позволяя себе на что-то надеяться. — Но… почему? - Он с досадой нахмурился: трудно было спросить что-то, еще более бестактное: — Прошу меня извинить за неуместные распросы, мисс Бишоп. Скажу иначе - если бы вы прояснили, чему я обязан честью видеть вас...
— Ваши извинения приняты, — Арабелла слабо улыбнулась. — А вы до сих не понимаете? - она прерывисто вздохнула, а затем сказала, глядя ему в глаза: - Ведь всегда был только ты, Питер.
Время, казалось, остановилось. Словно маятник незримых часов дошел до крайней точки и завис. А потом качнулся назад. И в тот миг все изменилось. Блад тихо и счастливо рассмеялся:
— Так значит, я еще могу…
Он не договорил и подхватил Арабеллу на руки, кружа по кабинету. Потом осторожно опустил на пол, любуясь ее ошеломленным от такого неожиданного проявления чувств лицом:
— Дай же мне посмотреть на тебя, моя дорогая!
— Мне сказали, что ты умер… — сказала она, словно оправдываясь за что-то, затем легко коснулась его виска. Раньше в его волосах не было серебра, они были черны, как ночь.
— Я тоже так думал какое-то время, — серьезно ответил Блад. — Но я не хочу вспоминать это сейчас. Арабелла… я не мог и надеяться…
И он прильнул к ее губам. Окружающий мир исчез для них, окружающий мир мог катиться ко всем чертям.
Не было больше бывшего раба и пирата, а ныне губернатора, одолеваемого многими заботами, и бывшей хозяйки, кровь от крови его злейшего врага, остались лишь мужчина и женщина и огонь, пожирающий их.
Арабелла чувствовала, как от его поцелуев горячая волна прокатывается по ней, наполняя неясным томлением, делая покорной его губам, которые уже скользили по ее шее.
Блад опустился в кресло и усадил ее к себе на колени, бормоча при этом:
— Не удивительно, что вы, женщины, то и дело падаете в обморок… Никогда не понимал, зачем нужно так стягивать грудь… лишая себя дыхания… Это я как врач говорю… Бедное сердечко, как же тяжело тебе биться… Но мы сейчас это поправим… Вот так, стало легче… не правда ли?
Арабелла запрокинула голову, плотнее прижимаясь к нему. Однако окружающий мир грубо напомнил о своем существовании: в дверь громко постучали.
— Проклятье! — вырвалось у Питера.
Он помог Арабелле оправить платье, затем сказал:
— Входите.
Вошел майор Мэллэрд.
— Ваше превосходительство… — начал было он, но запнулся и с изумлением уставился на Арабеллу.
Та вспыхнула, представляя, как выглядит сейчас со стороны, с растрепанной прической и одеждой, несмотря на их усилия, пребывающей в беспорядке.
— Вы доставили арестованного?
Арестованного? Арабелла вспомнила невольно подслушанный разговор и поняла, что речь идет о ее дяде.
«О боже, ведь Питеру придется…» — она не успела додумать эту мысль, как майор сказал:
— Я вижу, вы здесь, мисс Бишоп. Увы, у меня печальные известия для вас, — потом он продолжил, обращаясь к новому губернатору:
— Ваше превосходительство, я не смог выполнить ваш приказ. Когда губернатор Бишоп узнал, кто его преемник, он зашатался и рухнул без чувств. Я немедленно послал за его личным врачом, но… Сожалею, мисс Бишоп…
Мэллэрд замолк. Арабелла прижала ладонь к губам, а Блад, бросив на нее быстрый взгляд, спросил:
— С губернатором Бишопом случился удар?
— Так точно, ваше превосходительство. Он скончался почти мгновенно…
Блад задумался. Значит, вот так завершилось их противостояние. Сбылось то, что он, корчась от невыносимой боли, предрек Бишопу. И, пожалуй, он должен быть благодарен Провидению, избавившему его от необходимости принятия тяжелого решения. Инстинкт и разум требовали для Бишопа суровой кары, и даже не вдаваясь в детали их личных взаимоотношений, Блад знал, что тот своими действиями сам приговорил себя к смертной казни.