В трюм спустился лейтенант Карринг и велел разрезать веревки. Один из матросов поспешил выполнить приказ. Но не успел Блад растереть затекшие руки, как звякнул металл, и на его запястьях сомкнулись оковы.
— Сожалею о доставленных неудобствах, капитан Блад, — иронично заметил Карринг, — но все же это лучше, чем провести много часов связанным.
— Ваше великодушие беспримерно, — в тон ему отозвался Питер.
Тем временем матрос надел на него еще и ножные кандалы, к которым была прикована длинная цепь. Другой ее конец крепился к массивной скобе в переборке. Ключ со скрежетом повернулся в замке кандалов, затем матрос протянул его лейтенанту.
— Однако, какие предосторожности! — хмыкнул Блад.
Карринг нахмурился и, ничего не ответив, положил ключ в карман.
— Мистер Карринг, будете ли вы столь любезны сказать мне, куда вы меня везете?
— Вас ожидает на аудиенцию его превосходительство губернатор Ямайки. Мы встретимся с его эскадрой через сутки.
Лицо лейтенанта было волевым и открытым, и Блад внимательно посмотрел ему в глаза. Карринг холодно произнес:
— Меня предупредили о вашем даре дипломатии, мистер Блад. Не пытайтесь прибегнуть к нему. Вас переиграли, смиритесь. Позже вам принесут еду и воду. Я не желаю вам лишних страданий.
Блад, несмотря на тоску, наполнявшую его сердце, ответил любезной улыбкой:
— Сутки – это довольно долгий срок, многое еще может произойти. К примеру, вас возьмут на абордаж, разразится шторм и отнесет корабль далеко от места встречи или мы все и вовсе пойдем на дно, или, наконец, я размозжу себе голову этими цепями.
Карринг, уже поднимающийся по трапу, оглянулся:
— Вы мне нравитесь, капитан Блад. Не думаю, что вы покончите с собой, вы из тех, кто борется до последнего. Насчет остального – все в руках Божьих, хотя погода стоит отличная, и вряд ли кому-то взбредет в голову атаковать старую рыбацкую шхуну.
И крышка трюма захлопнулась.
Гостеприимство губернатора Ямайки
Стук захлопнувшейся крышки похоронным звоном отозвался в душе Блада. Не желая смиряться, он осмотрел каждое звено своих цепей, словно надеясь отыскать изъян, затем попробовал раскачать скобу, которой они крепились к переборке. Разумеется, оковы были сработаны на совесть, как и подобает в старой доброй Англии.
Тогда он сел на пол и задумался. Его ум лихорадочно искал способ выбраться из западни, но ничего стоящего в голову не приходило. Разве что какой-нибудь пират будет достаточно безумен, чтобы польститься на жалкую добычу. Оставалось положиться на судьбу, надеясь, что госпожа Удача, столь щедро до сих пор одаривавшая его своими милостями, не отвернулась от него. Блад понимал, что шансы на спасение ничтожны. Впереди ждали муки и смерть, но он не давал взять над собой верх тоске и страху, страху существа из плоти и крови, страстно желающего жить.
Волны мерно плескали в борт шхуны, фонарь раскачивался им в такт, отбрасывая изломанные тени. Время шло.
Крышка трюма вдруг открылась вновь, и внутрь заглянули два матроса. Один из них спустился вниз, а его товарищ остался стоять на верхней ступеньке трапа, держа Блада на прицеле мушкета. Матрос молча поставил на пол кувшин с водой и тарелку, на которой лежали сухари и несколько ломтей солонины, затем,подозрительно оглядев пленника, поднялся по трапу и с грохотом захлопнул крышку. И все вновь стихло, слышался только плеск воды, да потрескивали переборки старого корабля. Блад сидел неподвижно, кажется, начал даже задремывать, и вздрогнул, потому что в его голове прозвучал низкий голос:
«Смерть — это очень важно. Не всегда люди помнят прожитую жизнь воина, но про его достойную смерть рассказывают у ночных костров. И про недостойную тоже».
Он вспомнил о Пако. Низенький индеец, последний из истребленного племени, с непроизносимым именем, в вольном переводе означавшем Разговаривающий-с-Духами, и неведомыми путями сокращенного до «Пако», колдун и сын колдуна. Раб окончательно опустившегося испанского идальго. Пако был спасен Ибервилем со взятого на абордаж «испанца» год назад. Обнаружили индейца благодаря черезмерному любопытству, вернее, — жадности одного из людей Ибервиля: пленник был прикован в самой дальней каморке тонущего корабля и не издавал ни звука.
Пако понимал испанский, но его, в свой черед, понять было не просто даже Бладу, хотя со временем индеец стал говорить лучше и даже выучил несколько английских слов. Блад вспомнил свои беседы с Пако. Первое время странный индеец забавлял его. Узнав, что имеет честь общаться с колдуном да еще и своим коллегой-врачевателем, он начинал поддразнивать Разговаривающего-с-Духами. Как-то он спросил: