Сперва Силверхиелм промахнулся (как немедленно объяснил сам), потому что жертва не стояла спокойно. Дырка, по его мнению, получилась некачественная. И мероприятие предстояло продолжить.
Жертва почти отказалась. Эрик даже уловил соответствующее движение. Но вопреки всему парень снова наклонил голову и безропотно принял удар, на этот раз оказавшийся настолько сильным, что бедняга со стоном опустился на колени. Но не заплакал. И выглядел очень злым, когда пошёл на своё место и, ощупав рукой голову, увидел кровь. Его стоило попытаться уговорить.
Парня звали Йохан, и он носил самую обычную фамилию. Его отец занимался политикой и чуть ли не сидел в правительстве, из-за чего мальца часто дразнили социал-демократом, да и сам он никогда во всеуслышание не отрекался от симпатий к этой партии.
Провожая Йохана С. к медсестре, Эрик перешёл прямо к делу. Их, отказников, уже три человека. Стоило Йохану присоединиться, и стало бы четверо, что уже заметно на общем фоне. Со временем нас поддержат и остальные. И таким образом битва будет выиграна.
Йохан С. встал под их знамёна без толики сомнения. Он даже горячо поддержал саму идею и объяснил, что её надо пропагандировать совершенно открыто во время трапезы. Но для большей эффективности следовало привлечь на свою сторону профсоюз. С его поддержкой победа окажется в кармане.
Эрик скептически относился к профсоюзу. Эти соглашатели во всем поддерживали совет, который, кстати говоря, и назначал их руководство. Так что стоило задаться вопросом: на чьей стороне окажутся полномочные представители реальной школы. Сам Эрик знал только одного из них — Ястреба из своего собственного класса. Увы, не подарок. Его хватило бы лишь на то, чтобы ударить себя несколько раз стеком по голенищу сапога и сказать что-нибудь вроде: «Здесь не следует спешить», «Это дело требуется обсудить». В лучшем случае: «Надо изучить ситуацию». Вряд ли остальная верхушка сильно от него отличалась. Все это были кандидаты в будущий совет. И никак иначе. Потому и не получали горчичников, почти всегда избегали необходимости оказывать услуги четырёхклассникам. Может, все-таки, думал Эрик, просто наплевать на сервилистов и попытаться набрать себе других союзников? Если бы каждому из четверки удалось убедить хотя бы еще по одному, их стало бы восемь, и тогда система начала бы трещать по швам. Восемь парней, осуждённых, скажем, к аресту на пять суббот-воскресений каждый, это составило бы 40 выходных. Тогда совет столкнулся бы с нелёгкой задачей выделения дежурных для слежки. А если бы удалось заполучить к себе ещё восьмерых, всё стало бы ясно. Или?
Но Йохан С. придерживался мнения, что надо идти через профсоюз.
«Мы поговорим с ними, — сказал он. — Они ведь должны защищать наши интересы, для этого и существуют».
Два дня спустя заседал профсоюз, и Эрик пошёл туда вместе с Йоханом С., у которого на шве среди волос белел кусок пластыря. Раненый и попытался первым вступить в переговоры.
Он втолковывал: горчичники несовместимы с демократией. Нигде в обществе не увидишь, чтобы люди на руководящих постах безнаказанно били других по голове. За пределами Щернсберга это рассматривалось бы как нарушение государственных законов. И уголовный кодекс именовал данное деяние «Нанесение телесных повреждений».
Хватило бы решительного «нет» профсоюза, чтобы явлению положить конец. Это ведь не требовало пересмотра всей системы дружеского воспитания. Что же касается прочих школьных традиций, то многие их них уходили корнями в «Коричневое время» и, следовательно, подлежали ликвидации. Если профсоюз действительно представляет интересы реальной школы перед советом, то он просто обязан поставить вопрос о горчичниках. Или, по крайней мере, выслушать, что скажет совет, и поискать хотя бы какое-то компромиссное решение.
Парни из профсоюза заёрзали на своих местах. Судя по всему, перспектива выступать против совета не доставила им никакого удовольствия. Рассуждали примерно как Ястреб. На троих были форменные пиджаки, какие надеваются на заседание совета. Да и собрались в классной комнате номер шесть, правда, мебель стояла как на обычных учебных занятиях.
«М-да, — сформировалась, наконец, их реакция. — Когда слушаешь социал-демократа, надо держать ухо востро. Здесь ведь протаскивается типичная социал-демократическая идея, не так ли?»
И далее. Конечно, в любом случае задача профсоюза — отстаивать интересы реальной школы перед советом. Но здесь прозвучало обвинение, что в совете якобы творится беззаконие. И поскольку Йохан С. неоднократно валял дурака за столом, он вполне заслужил свой горчичник. Но ведь и другие получали в аналогичной ситуации, так что здесь царило полное равенство. А значит, и соответствие принципам демократии. И, кроме того, дело-то касалось правил, неподвластных профсоюзу. Да ещё старых красивых традиций, которые не годилось менять в спешке. Кстати, в Щернсберге все находятся в равном положении, поскольку рано или поздно реалисты становятся гимназистами и постепенно обретают соответствующие статусу права. И вдобавок желание некоторых отказаться от горчичников выглядит не по-товарищески. Кто-то, значит, должен принимать, а кто-то не должен? Это нанесло бы ущерб товарищескому духу и привело бы к особому положению для отдельных лиц — маленькой недемократической элите для самих себя.