Маргарет Сент-Клэр
Зло в цвету
Капитан Бьорнсон покачал седеющей головой.
— Никогда не видел растения, которое мне нравилось бы мне меньше, чем это, — сказал он. — Не знаю, как оно проскочило через планетарный фитокарантин. Послушай моего совета, Эми: берегись его.
Он взял еще одно печенье с орехами гила со старинного вычурного прозрачного блюда из оргстекла и с явным удовольствием откусил.
Миссис Динсмор пренебрежительно фыркнула.
— Не знаю, к чему ты клонишь, — холодно сказала она, — и почему ты так предвзят к моей бедной миленькой маленькой ползучке. Ты же прекрасно знаешь, что Роберт никогда не прислал бы мне ничего хоть на капельку опасного.
Капитан Бьорнсон замер, не донеся еще одно печенье до рта, и посмотрел на нее.
— Не прислал бы ничего опасного! — воскликнул он. — Эми, ты что, забыла, как у тебя две недели пухло лицо из-за черенка того дерева, которое он тебе прислал? Врач сказал, что это был контактный яд, хуже сумаха, и пытался отправить тебя в больницу. А как насчет того случая, когда кактус из Голубой пустыни пошел в семя, и я почти двое суток выдергивал из тебя колючки? А про…
Миссис Динсмор фыркнула предупреждающе.
— Ну, хорошо, — сказал Бьорнсон. — Я знаю, как ты души не чаешь в Бобе, и знаю, что тебе не нравится, когда я говорю о его ошибках. Соглашусь с тобой, у него добрые намерения. Что с того? Он легкомысленный наглец и разгильдяй. Если назвать его одним словом, как в те времена, когда я был мальчишкой, Боб — обормот.
Миссис Динсмор передвинула прозрачное блюдо к своей стороне стола, чтобы Бьорнсон не смог дотянуться и взять с него еще печенья, не поднимаясь или не перегибаясь над скатертью.
— Я с тобой не согласна, — сказала она сдержанно. — Роберт замечательный юноша, такой заботливый и внимательный. У него искренний интерес к моей резьбе по мылу. И сколько молодых людей на таком важном посту, как у него, — третьего помощника на космическом грузовике в регулярных рейсах — не забывали бы из каждого порта отсылать растения своей тете на Земле? Я не удивлюсь, если в этом году снова получу первый приз на выставке цветов: мой золотистый дождик вот-вот расцветет. Роберт говорил мне, что он прекрасен.
Капитан бросил задумчивый взгляд на блюдо с печеньем.
— Ну что ж, не говори, что я тебя не предупреждал, — отозвался он. — Когда Боб должен быть в порту?
Миссис Динсмор расслабилась.
— Приблизительно двадцать пятого, — сказала она, — он прислал мне грамму. Вот, бери еще печенья. Мне надо придумать, каким пустяшным сюрпризом его угостить.
Капитан хватанул с тарелки пригоршню печенья и встал, чтобы уйти.
— Ты и обычно готовишь очень даже хорошо, как по-моему, — заявил он, — но если ты имеешь в виду что-то вроде тех ма-аленьких креветок, жареных в кляре, которые ты делала в прошлый раз, когда он здесь был, то не тормози. И приглядывай за тем цветком.
Он зашагал по лужайке.
Стареет, подумала Эми Динсмор, наблюдая, как чудаковатый старый грубиян, хромая, огибает клумбу (Бьорнсону пришили протез после того, как он потерял ногу, и хотя все прошло успешно, пересаженное так и не стало таким же гибким, как естественная конечность), положительно стареет. Ему следует уже сейчас обратиться к гериатру. Она намекнет ему об этом в следующий раз, когда он придет повидаться с ней. Так отзываться о Роберте!
Она выставила на дисплее робота-садовника для лужайки перед домом «Прополка: одуванчики» и пошла вдоль по дорожке, которая вела к маленькой оранжерее, где росло большинство присланных ей Робертом растений; даже в глубоко тропическом климате Терра была для них, за редким исключением, слишком холодной и сухой. С другой стороны, марсианскую флору она укрыла под охлаждающую психроплексовую пленку с гигроскопами и батареей инфракрасных ламп, которые поддерживали температуру в течение дня.
От тяжелого влажного воздуха оранжереи у Эми Динсмор слегка перехватило дыхание, когда она вошла внутрь… но как здесь было интересно! Очаровывали даже листья ее венерианских растений — толстые и похожие на кожу, тонкие, сухие и твердые, как пергамент, свисающие тяжелыми змеиными витками или ощетинившиеся шипами, острые, как множество копий. А еще их раскраска — от светло-вишневого через шелковистый серо-коричневый и оттенки индиго до агрессивно-яркого синего металлика. А их цветы — ах, господи! Эми Динсмор никогда не видела ничего им подобного. Оставалось только стоять перед ними с раскрытым ртом и любоваться. Венерианцы были ее фаворитами среди всего, что она выращивала… когда она не оборачивалась к своим марсианским суккулентам.
Она остановилась перед растением, которое Роберт прислал ей последним. Да, Ялмар Бьорнсон определенно старел. Как можно было подумать, что эта жалкое завядшее созданьице может причинить вред? Это был просто пучок иссушенных стебельков всего с одним или двумя крошечными молодыми листочками, показывающими, что оно еще живо. Однако оно выглядело немного лучше, чем вчера; должно быть, раствор колхина помог.
Эми смахнула с полочки позади нее несколько мертвых мух себе в руку и кинула их в компостер. Ей нравилась, когда кругом опрятно.
Итак, какой же сюрприз сготовить ей для Роберта? Он был неравнодушен к сладкому, конечно, но ей всегда казалось, что он больше хвалит ее мясные блюда и первое. Ему так сильно нравилось то, что она готовила, потому что у ее жареной индейки и стейков на гриле была корочка; еда, состряпанная электроникой, готовилась быстро и подходила для вашего питания, как и обещалось, но снаружи она выглядела так же, как и внутри, и вся целиком была безвкусной и серой. Какой прок экономить время готовки, если на выходе получается блюдо, которое естся без удовольствия?
— Ты выглядишь не очень, Эми, — сказал капитан Бьорнсон три или четыре недели спустя. Он рассматривал ее с критическим вниманием старого друга. — На тебе много косми-лака, но ты все же выглядишь измученной. В чем дело, беспокоишься о Бобе? Метеорные рои больше не вредят кораблям. — Он вспоминающе посмотрел на свою приживленную ногу. — Не как тогда, когда я был третьим помощником.
Эми Динсмор покачала головой. Она взяла один из ярко раскрашенных шестиугольников — они перекидывались в бессюжетную настольную игру марул на вольном воздухе в боковой галерее — и теребила его.
— Я плохо спала, — наконец призналась она. — Мне снились такие неприятные сны. Ужасные.
— О чем? — спросил Бьорнсон. — Про этот проклятущий цветок? Честно, Эми, он мне кажется каким-то пауком.
— Нет! Не понимаю, почему ты не можешь оставить мою венерианскую ползучку в покое! Роберт сказал, что это очень ценное растение, редкое даже там, где оно растет. У меня ему тоже хорошо. Паук! Что за мысль! Прошу тебя перестать портить мне удовольствие.
— Сожалею, — извинился Бьорнсон. — Забудь об этом. Давай расскажи мне о своих снах.
— Ну, во вторник — или это была среда? — нет, должно быть, это был вторник, потому что это было назавтра после того, как я летала в Хартфорд — я спустилась в теплицу и обнаружила у дорожки чрезвычайно неприятную вещь. — Она содрогнулась. — С тех пор я вижу ее во сне.
— Что это было? — переспросил Бьорнсон.
— О… полагаю, когда-то это было кроликом. Одним из диких. Только там не было ничего, кроме шерсти и нескольких костей. Не разложился, Ялмар, понимаешь, просто исчез. Я не могу представить, что с ним случилось.
— Лучше обратись к ментальному гигиенисту, — посоветовал капитан после паузы. — Кошмары — это может быть очень серьезно.
— Я и собираюсь. В самом деле боюсь уснуть.
На следующее утро, очень рано, Эми дрожащими пальцами включила флюолампу. Что за мерзкий кошмар! Она с трудом могла поверить, что он был нереален и что после всего она по-прежнему находится в безопасности в своей спальне.
Снаружи снова раздался разбудивший ее шум — переливчивое, нездешнее завывание пары кошаков, столкнувшихся нос к носу на променаде в лунном свете. Обычно этот шум Эми крайне не нравился — несчастные тварюшки всегда издавали такие звуки, будто пребывают в смертельной агонии, — но теперь она была рада их услышать. Святый боже, если бы эти коты не завопили и не разбудили ее, она могла бы все еще спать и видеть сны. Сны о… о… крови…
Она переключила потолочный селектор на «летнее небо», улеглась обратно и попыталась расслабиться. Это был самый любимый ее потолок из всех установленных в спальне, такой милый, синий и безмятежный, а прямо сейчас ей нужно было что-то милое и безмятежное. В одном можно было быть уверенным: она не выдержит этого дольше. Она себе не потакала, но если ей приснится этот сон еще раз, она намеревалась последовать совету Бьорнсона и обратиться к ментальному гигиенисту.
Ей надо думать о чем-то приятном. Эми постаралась сосредоточиться на своем саде, на том, как хорошо растут ее растения, но безуспешно. Когда она попыталась переключить мысли на свою венерианскую ползучку (почему ее назвали ползучкой? — она превращалась в крупный, приземистый, компактный куст, больше похожий на камелию-переросток, чем на что-либо другое, что Эми Динсмор могла вспомнить), они продолжали возвращаться к ее сну и всему тому… всей той…