— Я бы подумал, что это «наследили» какие-то инопланетяне. Вы что-то упоминали про «в одночасье построивших каменную крепость русских людях, вернувшихся из заморских краёв».
— Я не хочу давать прямого ответа на ваш вопрос. Но покажу вам нашу следующую находку, из-за которой и раскопки были засекречены, а вам пришлось давать подписку.
Тряпка была сдёрнута с отдельного столика, и под ней оказались два металлических листа с выгравированными на них буквами и цифрами.
— Похоже на нержавейку, — потрогав край одного из них, лежащего к нему «вверх ногами», качнул головой инженер. — Только очень, очень долго пролежавшую в земле.
— Как установила экспертиза, она и есть. Вот, видите на уголке след от работы напильника? Металлические опилки мы сдали на экспертизу даже не в одну, а в три лаборатории, не поясняя, откуда они взялись. И все три дали одинаковый результат: нержавеющая сталь марки 08×18Н9. Ну, а ради содержания текста, выгравированного на этих листах, товарищи из госбезопасности и привлекли вас, специалиста по физике процессов, вызываемых высокочастотными излучениями.
Фрагмент 2
1
Зимняя дорога до Курска — это снег, снег и снег. «Белое безмолвие», как в другом мире выразился Джек Лондон, описывая реалии Аляски. Это для уроженца тёплой Калифорнии такая обстановка была шокирующей, а Андрей Минкин родился в Средней полосе России, и снежных зим на своём веку повидал немало. Правда, основная часть его жизни прошла в городе, пространства, когда за целый день вокруг не увидишь ни единой населённой людьми деревушки, ни единого ветхого строеньица, и для него в диковинку.
Правда, такое было только в первые два дня пути, пока не выбрались с окраины княжества, граничащей с Диким Полем. Потом начались леса, в которых деревушки, веси, как их называют в это время, стали попадаться довольно часто. А между ними — не снежная целина, по которой с трудом продираются верховые и упряжные лошади, а относительно неплохо наезженные стёжки.
Если бы не обоз, гружёный изделиями мастеров Серой слободы, можно было бы добраться и быстрее. Но раз уже условились с Прохором двигаться вместе, то так и приходится делать. Всё-таки груз везут ценный, требующий охраны от «лихих людей» и вообще тех, кто, стоит зазеваться, непрочь запустить загребущую лапу под рогожку, укрывающую сверху гружёные сани. Инстинктивно, как они считают. Особенно — во время ночёвки на этаких прообразах постоялых дворов, где и купцы останавливаются, и княжеские либо боярские вои, и крестьяне из соседних весей и сёл.
Весть о караване, с которым едет «сам» княжий наместник Серой слободы, опередила Минкина на пару дней. Так что никаких «допросов с пристрастием» (кто такие, откуда, что везём?) в городских воротах ему и его людям устраивать не стали. А дождавшись, пока весь обоз подтянется и «рассортируется», повели ту его часть, что предназначена для князя и его дружины, в «детинец».
Допросов не чинили, но в глаза бросилось то, с каким высокомерием глядят на приехавших «ближние дружинники»-бояре, попавшиеся на пути уже во внутренней крепости-детинце. Весь их вид выражал несказанные, но читающиеся на лицах слова: «что за грязь тут под ногами путается?». Настолько откровенно, что Андрон даже ошалел попервости.
Ситуацию разъяснил мордвин.
— А кто ты для них? Без роду, без племени. Сегодня — княжий наместник, а завтра князь передумал, и ты никто, пустое место. За ними за каждым — род, связи, происхождение, а за тобой ничего и никого.
Василий Васильевич, стоящий рядом, только принялся виновато хлопать глазами, когда Минкин на него глянул.
— Простите, Андрей Иванович, и на старуху случилась проруха, — пробормотал он, оттаскивая начальника за рукав. — Думал, статус человека из будущего в здешнем обществе будет выше какого-нибудь боярского. А видите, что получилось…