В тех местах, где стоял Козельск, не одно, а несколько пожарищ, самое большое там, где когда-то, ещё недавно, возвышались стены града. Как объяснил один из мужиков, роющих место под землянку для баб и детишек, сгрудившихся тут же, ушедшие прочь после взятия города татары на других пожарищах сжигали своих павших.
— А пало их тут, спасибо людям из Серой слободы, дюже много!
Опять Серая слобода? И опять байки про то, что они не просто малыми, а совсем уж никчёмными силами невероятное число ворогов убили. Вон, у брата Георгия тысяч десять было, и то не смог отбиться от такого же количество татар.
Мужик даже обиделся на слова о байках.
— Сам я был там, где те, из слободы, станом стояли. И на повозке их железной через Жиздру плавал. И как тебя, княже, видел, как они своими трубами адскими, огонь извергающими, метали в татарский стан вот такие железные… штуки, на рыб похожие. «Рыбы» те, грохотом да пламенем, сотни татар разили. Можешь сам ямы увидеть, кои от них в земле остаются.
И провёл в один из брошенных татарских станов. И показал те ямы да следы сгоревших от пламени тех «рыб» татарских шатров да палаток.
— И что это за люди такие, про коих ты баешь?
— Люди, как люди, — пожал плечами бывший лодочник. — Меж собой не по-нашему говорят, но и нашу речь знают. Может, чуть больше ростом обычного человека. Только чуднЫе. Одежды у них ненашенские, одинаковые, из сукна доброго, крашенного. Да не одним цветом крашеного, а как будто листочки дубовые разных оттенков. Чуть дальше отойдёшь, и непонятно, человек то, куст али куча листьев лежит. Оружье, ежели ножей не считать, тоже чуднОе. Не рубит, не колет, а стрелы невидимые грохочущим огнём мечет. Может быстро-быстро метать, а может и по одной.
Мужик прорычал, показывая, как рычит оружие тех чужаков.
— Две повозки у них были, которые сами катятся по бесконечной железной дорожке, наподобие кольца, только гибкого. Едет такая, а колёса её перекатывают. И к каждой — телега железная о двух колёсах. Рычат те повозки, смердят, да едут без упряжки. И плавают по воде, как лодка, только без вёсел и парусов. Мы с сыном моим Ваньшей — царствие ему небесное — сперва спужались, думали, посланники Нечистого нас споймали. Нет, и крестики кои из них носят, и те повозки их смердящие от крестного знамения в дым и прах не обращаются. А главное — столько козельчан спасли от смерти лютой, подсказав боярам нашим баб да детишек в дебрях лесных укрыть.
Если бы лодочник Овдей один сие сказывал, то можно было бы отмахнуться — брешет, мол. Да слова его все козельчане подтвердили: кои грохот слышали да пожары в татарском стане видели, кои со стены глядели, как те татары с повозками слобожан по полю гонялись, а татары гибли от невидимых огненных стрел, а кто и те самые повозки видели у ворот козельских, когда за Вазузу утекали.
Задумался тогда Ярослав Всеволодович, сопоставив слова людишек с тем, что старый Изяслав Владимирович сказывал про чудесное спасение на поле брани у Калки. Вот бы таких ему союзников, а не Мстислава, не видящего ничего вокруг, кроме собственной розни с Даниилом. Ну, да знает князь присказку про рот и чужой каравай.
С крошечного голядского Оболенска, тоже разорённого, повернули к Коломне. И там опустошение страшное. У стен града полегло первое войско владимирцев, посланное в помощь рязанцам, уже лишившимся столицы. Со славой великой полегло, но не смогло одолеть бесчисленных мунгалов царя Батыги. В той битве полёг один из их царевичей, дядя Батыги, да был ранен ещё один, которого позже рязанцы из дружины боярина Евпатия добили.
О той дружине Великий Князь краем уха слышал ещё в Чернигове. Не дал, мол, Михаил Всеволодович рязанским послам подмоги, и тогда боярин по прозвищу Коловрат собрал в Серой слободе (и тут опять Серая слобода!) дружину малую да ушёл в Землю Рязанскую татар бить. Оказалось, и в Рязани тот боярин побывал, и тут, в Коломне, и даже во владимирские владения сходил, нагоняя татарское войско. Тут, в Коломне, много людей потерял, сражаясь с дружиной раненого царевича, потому и вернулся из Владимирской Земли весь израненный, совсем уж с горсткой воев. И снова в Серую слободу с ними ушёл.
— И я к нему туда вернусь, — пообещал Ярославу Всеволодовичу воин, едва оправившийся от ран, которого тут лечиться оставляли.
— Вернёшься? Был, значит, там уже?
Был, оказывается. И с Коловратом весь путь от слободы до Коломны прошёл.
После рассказа о той слободе, её людях, их оружье и славных делах под крепостью Воронеж и Пронском ещё пуще князь задумался.