Я неоднократно убеждалась в правильности этого утверждения.
Поступила девушка 22 лет с «острым животом». Внимание – в 9 утра в выходной! Весь день от операции отказывалась. Родители на её стороне, на УЗИ, говорят, завтра пойдём. Зачем же сразу операцию?! Когда родители пошли домой спать, девушка от боли уже теряла сознание, но от операции активно отказывалась. Боялась, что шрам большой будет! В итоге чуть ли не силой в 11 вечера заставили подписать согласие. Взяли в операционную. Оказалось, у неё лопнула киста яичника, массивная кровопотеря. Пока оперировали, в отделение врывается её папаша и, не обращая на меня внимания, с криком:
– Где тут операционная?! – чешет мимо меня.
Объясняю ситуацию. А мне в ответ:
– Зачем ей операция? Можно же было клизму сделать, желудок промыть, укол.
Суббота, 3.30 утра. Травмпункт.
Сквозь обрывки поверхностного сна долетает громкая пьяная речь, отвратительный смех, напоминающий лошадиный ржач, и женские визги… Реальность ли это? Или всё же дурной сон? Громкой трелью разражается допотопный телефон, как бы отвечая – нет, не сон… А голос медсестры в трубке, произнесший «Доктор, шить!», окончательно сбивает остатки сна…
Накинув халат, спускаюсь вниз, а там… Целая компания крепко подвыпивших молодых людей и девушек, орущих так, как будто они до сих пор на тусовке, и ведущих себя настолько развязно, что даже охранник предпочитает не вмешиваться… Среди них всех особо выделяется один субъект – эдакий чёрт, заводила и душа компании… Одет хорошо, модно, даже с претензией на изысканность… Наворачивает круги по коридору, прикалывается, заигрывает с девками, вызывая неописуемый восторг последних… Меня не замечают до тех пор, пока я не привлекаю внимания к себе возгласом:
– Кто тут пострадавший?
Пьяные крики стихают, внимание обращается на мою персону… В глазах девушек появляется отвращение, некоторые даже, не стыдясь, кривят губы. Краем глаза замечаю своё отражение в зеркале – халат мятый, лицо тоже, глаза красные, под ними мешки тёмно-синие… Сутки через сутки – выгляжу как обычно, им не понять… А в это время «заводила», оторвавшись от соблазнения противоположного пола, выдаёт следующее:
– Ну, типа я, а чё? Ты чё, доктор типа, чё ли?
– Нет, – говорю, – слесарь! Люблю, видишь ли, ночью в белом халате погулять!
– Ой, бл*, доктор-шутник! Лечи, давай, не видишь – ху*во мне, *пта!
– Вообще-то, – говорю, – не вижу! Но ты проходи, – распахиваю дверь кабинета, – там всё и покажешь…
Парень, всё так же выделываясь перед девками, заваливается в кабинет, плюхается на стул и демонстрирует сантиметровую ранку в области левой брови.
Об косяк, говорит, в клубе задел. Нужно, говорит, обработать, зашить косметическими швами и заклеить стерильной наклейкой. Чтоб красиво было! Как в ресторане заказ делает, даже интонация та же… Что ж, клиент всегда прав! А посему идём в перевязочную и готовимся к процедуре. Подготовка, естественно, идёт под гневные возгласы клиента, требующего: «Давайте быстрее, и чтоб красиво было, *пта!»
Но только я приближаюсь к нему с иглой, ситуация резко меняется. Парень бледнеет, замолкает и смотрит куда-то сквозь меня стекленеющими глазами… Опасливо озираюсь, ожидая увидеть там «призрака травмпункта», но там только стена, шкафы, ничего лишнего. Краем уха слышу шум падающих капель, плавно перерастающий в струю, и снова оборачиваюсь. На его штанах спереди расплывается тёмное пятно, а в нос ударяет запах испражнений. Инстинктивно делаю шаг назад, а парень в это время опускает голову вниз, смотрит на штаны, странно всхлипывает и… теряет сознание. Падает на кушетку и замирает…
Происшествие вызывает у меня улыбку, которая при взгляде на его отвисшие штаны, переходит в истерическое похрюкивание. Трясущимися от смеха руками быстро обрабатываю и шью рану медленно приходящему в себя клиенту. Во время наложения повязки тот окончательно приходит в себя и смотрит с ужасом на свои штаны, а потом переводит взгляд на меня.
– Что ты, сука, со мной сделал? Да я тебя ща…
– А я ещё не закончил, – спокойно отвечаю ему и, запуская руку в шкаф, беру первый попавшийся инструмент. Им оказываются самые здоровенные кусачки, кажущиеся непосвящённому садовыми ножницами.
Он снова меняется в лице, но находит в себе силы вскочить, выбежать в коридор и, судя по грохоту, упасть на скамейку. Травмпункт немедленно оглашается пронзительным женским визгом. Я, всё с теми же кусачками, выхожу следом за парнем. Он полулежит на скамейке, мелко подрагивая и всхлипывая. Девки, рассредоточившись вокруг него «санитарной зоной», брезгливо зажимают носы пальцами, а его товарищи медленно отступают в сторону выхода.