Колянко быстро и неловко вышел из палаты.
Гальский лежал в изнеможении. Ему не хотелось думать. В палату медленно вползали майские сумерки, через открытое окно вплывали сгущающиеся тени. «Включу свет, немного почитаю», — решил он, однако протягивать руку к тумбочке не хотелось.
Кто-то несмело постучал. «Кто это?» — с досадой подумал Гальский и крикнул:
— Входите!
Дверь медленно приоткрылась, и на пороге вырисовалась чья-то невыразительная фигура.
— Здесь лежит доктор Гальский? — прозвучал тихий голос.
— Я Гальский, — ответил доктор, — чем могу служить?
Фигура приблизилась, торжественный, хотя и робкий голос спросил:
— Не знаю, помните ли вы меня, пан доктор? Мы виделись всего один раз.
Гальский нажал на кнопку ночника, и в палате стало светло.
— Помню, — он приветливо улыбнулся. — Мы познакомились в комиссариате на Вейской, вы, кажется, Калодонт. Такая фамилия не забывается. Садитесь, пожалуйста.
— Благодарю, — ответил Юлиуш Калодонт, присаживаясь на краешек стула; в его голосе, помимо явного облегчения, слышались печаль и уважение.
— Простите, пан, ваш визит ко мне чем-то вызван, не так ли? — вежливо поинтересовался Гальский.
— Трудно всё сразу сказать… — Калодонт вдохнул и выпалил с отчаянной решимостью:
— Я хотел вас спросить: где Марта?
— Как это, — спокойно переспросил Гальский, — где Марта? Откуда мне знать?
На лице Калодонта отразилось замешательство. Он в отчаянии покачал головой.
— А кто же может знать? — въедливо буркнул затем робко добавил: — Я думал, вы знаете, пан доктор. Вы не сердитесь, но я так подумал.
— Я не сержусь, — без улыбки ответил Гальский, — но что же случилось?
— Собственно, я ничего не знаю. Только одно: Марта исчезла.
— Как это… исчезла?
— Да так. С самого утра. Вы знаете, мы соседи, видимся по нескольку раз на день. И вот с самого утра Марты нет. Вечером пришла ко мне старая пани Маевская и спрашивает, что делать. Марта ушла рано, ска зав, что у неё сегодня свободный день и она едет на толчок. И как в воду канула. Пани Маевская уже хотела пойти заявить в милицию, но я ей посоветовал дождаться утра, а сам отправился к вам. Ведь с вами, молодыми, ничего не знаешь: день так, на другой — иначе.
— Не понимаю, что у меня может быть общего со всем этим, — сухо обронил Гальский.
— Ну-ну! — Калодонт шутливо поднял вверх палку и погрозил Гальскому. — Вы уж мне, пан доктор, не говорите. Неделю назад, вы, видно, поссорились, потому что Марта ходила как в воду опущенная, а что уж потом делали, Бог вас знает.
В голове у Гальского загудело и задрожало так, будто в ней кто-то привёл в движение гигантскую карусель. Множество образов, выводов и предположений начали дьявольский танец в его мозгу. Он приподнялся на постели, вытер лоб краешком одеяла и сказал:
— Пан Калодонт… Как вы сюда прошли? Ведь сегодня нельзя посещать больных.
Калодонт жалобно засопел.
— Сказал, что я ваш дядя из Закрочимья. Что специально приехал. Пустили.
Резким движением Гальский сбросил одеяло. Очень медленно перекинул ноги через край кровати и сел. Калодонт поднялся со стула. В глазах Гальского зарябило от слабости; он подпёр руками тяжёлую голову. Затем с трудом, сделав над собой огромное усилие, встал на дрожащие, подламывающиеся ноги. С секунду постояв, зашатался и схватился за быстро протянутую ему руку Калодонта.
— Дядя, — сказал он с упрямой улыбкой на худом вспотевшем лице, — мы должны уйти отсюда. В город. Надо разыскать девушку, но поскольку меня здесь очень полюбили и настаивают, чтобы я ещё остался, могут возникнуть трудности с получением моих вещей. Может, вы бы привезли мне какое-нибудь старьё?
Калодонт почувствовал, как его что-то кольнуло от умиления. «Любовь, как в кино… — подумал он, — сразу же мчится ей на помощь, словно Родриго. Только разговаривают друг с другом как-то резко, будто с насмешкой. Видно, теперь такая мода».
— Сделаем, только… не повредит ли вам это?
— Потом будет видно… — не без юмора сказал Гальский и осторожно сел на кровать.
— Теперь куда? — поинтересовался Калодонт, когда они сели в такси.
— Сам не знаю, — лицо Гальского было бледным как мел, — знаю только, что ключи от моей квартиры и деньги остались там, — он кивнул в сторону больницы.
— Хорошенькое дело, — сказал Калодонт и назвал шофёру свой адрес.
«Это настоящее бегство, — улыбаясь думал Гальский, — но от кого? Неужели от Олимпии?»