Шая быстро и ловко лавировал в плотной толпе покупателей. На трубах центрального отопления, протянувшихся вдоль фронтальной стены, сидели пятеро парней в цветных клетчатых рубашках, с напомаженными и начёсанными на лоб чёлками; на их лицах было скучающее выражение.
— Как дела? — спросил, подходя, Шая.
— Тошно, — ответил один из сидящих.
— Была бы сейчас водка, никто бы не удержал меня здесь, — тяжело вздохнул другой, — и гроша ни у кого из нас нет, хоть иди работать.
— Спокойно, ребята, спокойно, — беззубо улыбнулся Шая, — только без паники. К вам пришёл добрый дядя, то есть я. Ещё сегодня вам перепадёт по несколько злотых, а завтра каждый получит билет на матч.
Лица парней прояснились. Шая наклонился к ним, все сбились в тесную кучку, откуда слышался его шепелявый голос. Через минуту он направился к выходу. Задержался перед огромным, во всю стену, зеркалом. В зеркале отразились фигуры парней в пепельных куртках, сидящих напротив, на балюстраде.
— Чего ждёте, герои? — подходя, поинтересовался Шая.
— Божену и Данку, — ответил один из сидящих, причёсывая светлые волосы.
— Хотите заработать несколько злотых и билет назавтра? — улыбнулся Шая.
— Конечно, хотим!
К парням приближались две юные, очень хорошенькие девушки в ярких кричащих юбочках.
Шая быстро и коротко переговорил с парнями, добавив:
— Сегодня в десять.
— Фифы, — обратился к девушкам тот, что причёсывался, — сегодня нам не до вас. Отправляйтесь-ка домой. Завтра, подруги, тоже не можем, понимаете? Дела. Боля и я получили работу, — кивнул он в сторону стоящего рядом Шаи.
— Будут! — крикнул Крушина, подбегая к затормозившему «гумберу». Будут, пан председатель! Цепурский обещал. Ну и намучились мы, пока нашли всё необходимое для билетов. Я с ним полдня возился. А как морочил мне голову, если б вы знали!
— Садись, — Меринос открыл дверь, — поедем.
Крушина сел, тяжело вздохнул и закурил. В свете уличных фонарей его лицо блестело. На щеках отросла щетина, галстук съехал набок. Тёмные тени залегли под глазами и вокруг перебитого носа. Последние два дня резко изменили облик Роберта Крушины. Меринос с минуту смотрел на него.
— Тебе, Бобусь, надо немного отдохнуть, — посоветовал он.
Тёплая волна разлилась в груди Крушины: эти слова были для него лучшей наградой.
«Выдержит ли? — холодно подумал Меринос, — мне завтра будет нужен».
Оливковый «гумбер» остановился возле нового здания на улице Сенкевича. Из машины вышел Крушина, за ним — Меринос. Они перешли Маршалковскую и направились на угол улицы Монюшко. Перед ними раскинулась огромная площадь, в центре её горели яркие лампы. Ночная смена асфальтировала проезжую часть возле высотного дома, кремовые панели которого отражали синеватый вечерний свет.
Улица Монюшко была невелика; вокруг оставшихся развалин всюду возвышались дощатые заборы. Когда-то здесь стояли здания крупных банков, сберегательных касс и благотворительных обществ. Чёрные, высокие, массивные, с обгоревшими стенами за невероятно тяжёлыми колоннадами, они не сегодня-завтра должны были исчезнуть, уступив место плановым застройкам. Это было одно из последних пристанищ мрака и теней среди светлого простора самой большой площади в Европе.
Меринос толкнул косо навешенную калитку в заборе и оказался на заваленной осколками площадке. Протянул руку с часами к полосе света, падающего с улицы. Было десять минут одиннадцатого.
— Никого нет, — забеспокоился Крушина, — неужели Шая провалил дело?
— Наверное, заходили с той стороны, — буркнул Меринос. Он указал на тёмную массу железобетонного корпуса с облупившимися стенами; сквозь мощные бетонные перекрытия между высокими этажами просвечивало тёмное небо; ржавые железные рельсы, стальные балки и прутья — всё это сплелось в фантастический клубок. Меринос, минуя кучи битого кирпича, сразу же направился к руинам, прошёл ощетинившееся разбитыми балками пространство на месте существовавшего когда-то большого вестибюля и обнаружил широкую, заваленную кирпичом лестницу, которая вела в подвал. Оттуда доносился глухой многоголосный гул. Он замедлил шаг, закурил, глубоко затянулся и отшвырнул только что зажжённую сигарету. Затем по лестнице спустился вниз.
Огромный низкий зал являл собой картину страшного разорения. Мраморные в прошлом стены обвалились и обгорели. В проломленном потолке зияли огромные тёмные дыры, откуда выглядывали обрывки ржавых перекрученных прутьев или торчали причудливо изогнутые огромные железные балки; дыры в полу обнажали нижние перекрытия, сожжённые трубопроводы и разбитые котлы.