— Правда, — тихо ответил Меринос.
— За границей у меня есть родственники. Не дадут пропасть, — голос Зильберштейна звучал спокойно и удовлетворённо, — вот если бы только эти несколько злотых, ох, если бы они были!
— Спи, Лёва, — доброжелательно посоветовал Меринос, — тебе надо отдохнуть до завтра. Уже поздно. Спокойной ночи!
— Спокойной, ох, спокойной! — встревоженно и неуверенно ответил Лёва.
Меринос нажал кнопку, и апельсиновый свет ночника расплылся во мраке. Комнату заполнила темнота и меланхолические вздохи Лёвы Зильберштейна, которому долго не удавалось заснуть.
4
Йонаш Дробняк осторожно приоткрыл правый глаз — темно, открыл левый — тоже темно. Тогда он в ужасе закрыл оба глаза и снова открыл. Всё та же темень. Его охватило отчаяние, однако где-то на дне этого отчаяния было спасение. «Если я в отчаянии, значит, живу», — улыбаясь, перефразировал он основной тезис рационалистической философии. Только теперь Дробняк ощутил в затылке острую рвущую боль. Одновременно он сообразил ещё кое-что: его не взорвали; он только что пришёл в себя после потери сознания; не видит он по очень простой причине — потому что лежит в темноте.
Осторожно, с предельной точностью продумывая и рассчитывая каждое движение, он решил проверить карманы пиджака. Потихоньку, готовый тут же отдёрнуть руку, сунул её в карман. Оба тюбика лежали на месте.
«Странно, — подумал Дробняк, вспоминая пережитое, — действительно, странно! Меня бросали во все стороны, били и толкали, я долго падал вниз, в какую-то таинственную шахту, и тюбики не взорвались! Удивительно!» Он чуть шевельнулся, застонал от боли и сел — немилосердно болели кости.
Преодолевая боль, Дробняк повернулся на бок и пополз: ладонями и коленями он опирался на неровный, засорённый, не покрытый досками пол, усыпанный камешками и крупными кусками цемента, какой обычно бывает на незавершённых стройках. Так он продвинулся на полметра вперёд; острые камешки рвали брюки на коленях.
Наконец шатаясь, Дробняк поднялся и с огромным трудом извлёк из кармана спички. Первый огонёк быстро погас, второй горел до тех пор, пока слегка не обжёг ему пальцы. Помещение, где он очутился, представляло собой низкую, тесную, сбитую из досок клетку, из которой не было выхода — ни окон, ни дверей; вверху чернела дыра шахты, идущей с верхнего этажа, из кабинета председателя кооператива «Торбинка». Падение, несомненно, смягчилось покатостью шахты. «Как она устроена?» — задумался Дробняк. И вдруг в его мозгу всё прояснилось: он вспомнил неотремонтированный шестой этаж, под рестораном кооператива. «Понимаю, — довольно кивнул он головой, — мы выяснили положение, теперь надо выбираться отсюда».
Новая спичка осветила вынутые из кармана часы, показывающие десять, ещё одна высветила котелок на полу и зонтик рядом. Тёплое умиление разлилось в сердце Йонаша Дробняка, когда он увидел свои вещи. «Неплохая примета», — обрадовался он, в приливе оптимизма резко поднял голову и, вскрикнув, снова быстро её наклонил, так как ударился о выступ стены. «Во всяком случае, — подумал Дробняк, поднимая зонтик и надевая на голову котелок, — несмотря ни на что, я не выпустил из рук своих дорогих вещей». Ещё раз зажёг спичку, измерил расстояние, прошёл в самый дальний угол клетки, разогнался и с размаху ударил плечом в одну из стен своей тюрьмы. Доски даже не дрогнули, а Йонаш Дробняк, тяжело вздохнув, стал растирать ушибленное плечо.
На минуту он присел в углу, затем вскочил и, пробормотав вполголоса: «Ну что же. Другого выхода нет. Надо рисковать», — извлёк из кармана большой носовой платок и складной ножик. Оторвал длинную тонкую полоску ткани, подошёл к самой узкой стене клетки, стал на колени, положил на пол полоску, вытащил из кармана тюбик, открутил крышку, сорвал капсюль и, осторожно шаря в темноте, насыпал немного порошка на фитиль. Затем аккуратно, рассчитывая каждое движение, зажёг спичку, поднёс её к фитилю, судорожно схватил зонтик, прижал к голове котелок и отскочил в противоположный угол клетки, вжимаясь в стену.
Несколько секунд стояла полная тишина, и Йонаш Дробняк даже выругался, думая, что фитиль погас. Он уже сдвинул котелок со лба на затылок, чтобы начать всё сначала, когда вдруг раздался взрыв, и котелок съехал ему на глаза, почти до старомодного высокого целлулоидного воротничка.