Дробняк крепко ухватился за плотные поля котелка и, слегка пошатываясь, принялся обеими руками тянуть его вверх, не выпуская из правой руки зонтик. Так он, ничего не видя, дошёл до проломанной взрывом стены. Сделал ещё шаг — и в ту же секунду ему посчастливилось стянуть с ушей котелок. Момент был крайне ответственный, ибо именно в эту секунду, почти одновременно, произошло несколько очень важных событий: ручка зонтика, которую Дробняк судорожно сжимал в руке, зацепилась за деревянную фрамугу, и с его побелевших губ сорвался крик ужаса, затем послышалась сердитая брань.
Оказалось, что он повис на собственном зонтике, зацепившись за наружную стену семиэтажного здания; под ним раскрылась шестиэтажная пропасть, заканчивающаяся внизу расщелиной Пружной улицы. Снизу, из окна пятого этажа, находившегося под ногами повисшего Дробняка, сердитый голос угрожал:
— Вот погодите, сукины сыны, поднимусь наверх, надаю вам затрещин! Капсюли им ночью понадобились, салютами развлекаются, как на Пасху! Я вам покажу салюты!
Нужно было действовать и что-то решать: либо звать на помощь, рассчитывая на то, что обладатель сердитого голоса немедленно откликнется на призыв, либо выбираться наверх самому. Всю свою волю Йонаш Дробняк напряг в мгновенном решении — продолжать борьбу: не время было прибегать к чьей-то помощи.
Тяжело дыша от усилий и страха, он опёрся ногами об оконный карниз пятого этажа и, цепляясь разбитыми пальцами за лепные украшения и фигуры фасада, начал опаснейшее восхождение. Ещё раз передвинул зонтик, который судорожно сжимал в руке, снова ухватился за карниз и, наконец, оказался на изувеченном взрывом, разбитом на мелкие куски пороге деревянной клетки, словно на горном уступе в Татрах.
Только теперь его затрясло от пережитой тревоги, наступила обычная реакция после предельного нервного напряжения. Через минуту Дробняк уже спокойно смотрел в пропасть под собой, как бесстрашный альпинист. «Да будет благословен этот архитектурный стиль, — благодарно подумал он, — все эти карниз украшения, каменные фрукты, гирлянды, листья и изобилия над окнами! Их я должен благодарить за св незабываемое путешествие вверх по вертикалью стене».
Выяснилось, что взрыв имел и другие последствия: кусок вырванной сбоку доски открывал проход среди строительных лесов и перекладин неотремонтированного шестого этажа. Дробняк крепче сжал зонтик, поправил котелок, отряхнул брюки, аккуратно одёрнул пиджак и двинулся вперёд, в неизвестное — в лабиринт тесных проходов и тупиков.
Наконец он добрался до узкой разрушенной деревянной лестницы без перил. Ступени немилосердно скрипели, и с каждым звуком Йонашу Дробняку казалось, будто ему в сердце кто-то вонзал кинжал. Ступал он медленно, осторожно, рассчитывая каждый шаг, и уже через несколько минут остановился перед дверью из неструганых досок. Нажал на железную скобу, дверь открылась, пронзительно взвизгнув несмазанными петлями Дробняк переступил порог сначала одной, потом второй ногой и оказался в небольшом тёмном свежепобелённом коридоре. Здесь было пусто и тихо, а главное, пол покрывала дорожка из рогожи, скрадывающая звук шагов.
Коридор поворачивал под прямым углом налево; в углу виднелась открытая дверь в большую ванную комнату, где горел свет. Здесь, между ванной и газовой плитой, стояла раскладушка, на которой спала женщина с толстым лицом; Йонаш Дробняк встретил её утром на лестнице, когда шёл в кооператив «Торбинка».
— «Королева Секерок», — тихонько прошептал Дробняк.
С раскладушки доносился храп измученного тяжёлым сном человека: почти пустая бутылка из-под водки и перевёрнутая вверх дном рюмка на полу, рядом с головой спящей, всё объясняли. Дробняк обнаружил в двери ключ и, тщательно заперев ванную, спрятал его в карман.
Коридор вёл к парадному входу. Дробняк стал перед дверью кабинета председателя кооператива «Торбинка» и слегка нажал на скобу. Дверь была заперта на ключ. Дробняк быстро достал из заднего кармана брюк небольшой пучок стальной проволоки с загнутыми концами. Он сдвинул котелок на затылок и приступил к работе.
Под котелком на жёлтом лбу блестел пот; из пересохших губ, которые Дробняк то и дело закусывал, текла кровь, но замок не поддавался. Пальцы Йонаша Дробняка ежеминутно меняли проволоку, движения этих пальцев, короткие, скупые, неуловимые, напоминали движения хирурга-виртуоза. И вдруг, будто под действием страшных заклятий, а не физического вмешательства, побеждённый замок звякнул. Дробняк с торжеством выпрямился: дверь открылась. Он вошёл в святая святых кооператива «Торбинка».