— Кому?.. Кому?.. Трибуна… Входной… Кому?.. — всё чаще слышалось в толпе. Возле стены Уездовского парка толпа поредела; здесь остановились те, кто продавал билеты. Расторопные парни с алчными огоньками в глазах живо бросались в разные стороны.
На Лазенковской толпа снова сливалась в большой плотный поток; ещё более широкий кордон милиции и военных преграждал проход. ЗЛОЙ врезался в толпу, таща за собой Шмигло, который в последний момент схватил за руку Калодонта. Толпа ругала милицию, перекрывшую проход.
— Стоят, как кадеты перед школой медсестёр! — выкрикнул какой-то нервный худощавый пан. — Невозможно пробиться на своё место!
— Ну и толкаетесь вы, — протестовала какая-то подчёркнуто элегантная пани. Её короткий, вздёрнутый носик и писклявый голосок свидетельствовал о том, что она принадлежит к женщинам абсолютно самостоятельным.
— Ну и толкаетесь вы! Чего вы толкаетесь?
— Потому что люблю… — флегматично ответил плотный мужчина. — Потому что люблю толкаться. Нравится мне это занятие.
ЗЛОЙ, размахивая билетом, быстро пробрался через проход и потянул за собой Шмигло; Юлиуш Калодонт совсем сник: он очень устал.
— Одно утешение, — тяжело дышал он, вытаскивая из чесучевого пиджака нитки от оторванных в толпе пуговиц, — международный матч! Спортивная прогулка!
В этот момент милиции и военным общими усилиями удалось образовать в толпе проход, куда, бешено сигналя, въехал огромный автобус; из его окон выглядывали черноволосые улыбающиеся венгерские футболисты в вишнёвых футболках. Со всех сторон слышались приветственные возгласы. Второй автобус в котором ехала польская команда, был встреч оглушительным рёвом и радостным свистом. ЗЛОЙ Шмигло и Калодонт, которых нёс вперёд могучий людской поток, приблизились к воротам стадиона.
— Я здесь! — воскликнул Шая, выскочив из толпы рядом с Мериносом.
— Хорошо, — сказал Меринос, бросив окурок, а где «гвардия»?
— Вся со мной, — сказал Шая, незаметно кивнув в сторону своих людей в толпе.
— Хорошо, — повторил Меринос, — имей в виду Шая, я иду первым с Крушиной, а ты с «гвардией» — за нами. Вот тебе настоящие билеты, а фальшивые выбрось, чтобы не было вещественных доказательств. — Он передал Шае пачку билетов. — А если что-то случится, то бить камнями, кастетами, кто чем может. Понятно?
— Ясно, — беззубо улыбнулся Шая, — сразу же за вами пойдёт Олек Джокей, мой самый лучший помощник. С ножом, хорошо? Можно?
— Можно, — разрешил Меринос, скривив губы в страшной усмешке, — сегодня всё можно.
Потом направился в переулок, подошёл к оливковому «гумберу» и дал последние распоряжения.
— Лёва, — приказал он, — открой чемодан!
Зильберштейн открыл: банкноты по сто злотых посыпались на пол автомашины.
— Неплохо, — холодно произнёс Меринос, — тысяч пятнадцать билетов, небось, разошлись?
— Немного меньше, — сказал Лёва. Взгляд у него был очень утомлённый, губы потрескались, как от лихорадки.
— Но с миллион наторговали или нет? — спросил Меринос, пряча в карманы дрожащие руки.
— Что-то около… — пробормотал Лёва.
— Чемодан под заднее сиденье, — коротко приказал Меринос, — и жди меня здесь! Буду через полчаса. Роберт, за мной!
Крушина вылез из машины, потянулся, поправил галстук и улыбнулся с преданностью верного раба, счастливого присутствием своего господина.
— Ну, пан председатель, — желаю успеха.
Меринос и Крушина вышли из переулка.
— Яцек, Стасек!.. — тихо свистнул Шая, — за мной! Олек! За этими панами, — он указал на широкие плечи Мериноса.
Незаметная кольчуга из подвижных гибких фигур растянулась в толпе вокруг него.
Меринос и Крушина прошли через кордон милиции на углу Лазенковской и влились в колышущийся поток на главной магистрали, ведущей к стадиону. Массив бетонных трибун, отсвечивающий рядом зеленоватых окошек, нависал над стадионом. Из-за трибун долетал вулканический гром необъятной толпы, пробивающейся на стадион, оглушительный грохот, как будто где-то под землёй ворочались гиганты циклопы.
Поручик Михал Дзярский встал из-за письменного стола. Кто-то постучал в дверь. Вошёл Мацеяк, за ним — Клюсинский.
— Ну, пойдём, — сказал Дзярский, — уже пора.
В эту мунуту внезапно распахнулась дверь; без стука в кабинет влетел высокий тощий капитан милиции с суровым лицом, которое не смягчали даже усики.
— Товарищ Дзярский! — крикнул он, — вы знаете, что происходит?