Он остановился — безмолвно, не спрашивая у меня ничего, не двигаясь с места… И это было самое худшее, что только можно себе представить. Если бы он сказал хоть слово… Задал мне любой вопрос… Что-нибудь вроде «Уже наигралась?» или «Что, уже покидаешь мой дом? Может, останешься на кофе?..» Тогда это было бы ещё поправимо. Я как-нибудь выкрутилась бы.
Но он МОЛЧАЛ. Просто стоял и молчал…
И точно так же молчала и я, прекрасно осознавая, что сейчас произошло.
Конечно же, он что-то забыл… И вернулся, чтобы забрать с собой какие-то нужные вещи или бумаги… И обнаружил здесь меня. Буквально всем телом фонящую во всё окружающее пространство запахом только что испытанного вожделения.
Да какое там — испытанного!.. Я продолжала хотеть его даже сейчас, когда этого делать было категорически нельзя.
Я чувствовала себя пойманной в ловушку. Он всё понял — его напряжённое молчание рассказало мне именно об этом. И я не знала, что мне делать дальше.
Подняться вверх — означало угодить прямо в его объятья. А пойдя на попятный, я дала бы красноречивое подтверждение всему тому, что он, наверняка, в эту самую секунду крутил в уме насчёт меня.
Единственной моей надеждой было то, что он не догадается, что я смотрела диск. Пусть просто думает, что я мастурбировала здесь в одиночестве — и в этом нет ничего зазорного, ведь для этого и была создана установка… Это был мой маленький шанс на спасение.
Поэтому я замерла на месте, в мгновение ока прогнав в мыслях всю эту комбинацию, и следующим ходом решила всё же хоть что-то сказать, чтобы разрядить обстановку. Но не успела я даже ещё открыть рот…
…как его узорчатый сапог сделал медленный, мягкий шаг вниз.
Почти не соображая, что и зачем я делаю, я синхронно с ним сделала шаг назад.
Ещё шаг… Он надвигался на меня сверху в этой странной, тягучей, мучительной тишине, в которой я слышала только стук своего бешено бьющего сердца.
Внизу было темно — перед уходом я выключила все светильники… И сейчас меня будто затягивала сама Тьма. Неумолимо, неотвратимо… Так, словно я не управляла собой.
Я вдруг запаниковала — сама не понимая, почему… С чего вдруг я так испугалась? Но ноги меня не слушались — хоть я и пыталась приказать им двигаться спокойно, но они стремительно понесли меня вниз, и я чуть ли не слетела по лестнице, вбегая вновь в бильярдную, и торопливо хлопнула в ладоши, зажигая светильники, лишь бы не оказаться с Бельфегором наедине в этом обволакивающем мою душу, проникающем в неё насквозь, мраке.
— Ты что-то забыл? — просипела я до противности срывающимся на писк голосом, и сама же ужаснулась своим фальшивым интонациям.
И всё, что я услышала в ответ — это два медленных хлопка, которые издали ладони Князя. Подвал снова погрузился во тьму. Лишь бледный прямоугольник рассеянного света падал с лестницы вниз, очерчивая абрис его фигуры.
Нет, нет, только не это! Нам нельзя оставаться здесь вот так — так близко, так интимно, так беззащитно друг перед другом… Я этого не вынесу.
Я подняла руки для нового хлопка.
В ту же секунду Бельфегор сделал какой-то неуловимый в темноте, быстрый рывок в мою сторону, и я почувствовала, как его рука вклинивается между моих ладоней. Я отдёрнула их, пытаясь избежать этого прикосновения, и он вдруг схватил меня за запястье.
— Чшшш… — послышался прямо перед моим лицом его шёпот. — Прошу, оставь так… Не зажигай их.
Я ощущала на своём лице его дыхание, меня вновь окутал дурманящий запах, исходящий от его одежды… И я словно потеряла дар речи. Я чувствовала себя точно так же, как и в тот раз, перед его поцелуем. И остаться не могла, но и уйти была не в состоянии.
— Бельфегор… — пробормотала я охрипшим от волнения голосом. — Я не…
И моё следующее слово бесследно утонуло в его тёплых губах.
Он целовал меня, слегка прижимая к себе за талию… Он не ограничивал мою свободу — я могла бы тотчас отстраниться, отвернуться, уйти, если бы захотела… Но я застыла, как изваяние — не в силах шевельнуться, не в силах оторваться от его губ, не имея решимости прервать то, что происходило между нами.
Я хотела этого. Я хотела этого безумно. По телу вдруг начал откуда-то снизу подниматься обжигающий жар, охватывающий бёдра, грудь и даже лицо… И я не могла думать больше ни о чём, кроме как о его языке, который, не встретив по пути никаких препятствий, нежно и влажно вторгся в мой рот.
Его рука поползла по моей спине вверх, сминая ткань платья, ложась на затылок… От него пахло ветром, свежестью, терпкой медовой горчинкой… А когда я, всё ещё пытаясь пятиться назад, неожиданно наткнулась задом на бортик бильярдного стола, он прижался ко мне всем телом, и я ощутила лобком красноречиво затвердевший бугор в его брюках.