Сначала я хотела его оттолкнуть. Но мои руки почему-то решили, что этот вариант их не устраивает, и безропотно легли на его широкие плечи, обтянутые камзолом, а голова откинулась назад, открывая ему шею, которую он тут же начал покрывать торопливыми горячими поцелуями.
— Бэль… Я не могу… Бэль… — отчаянным шёпотом умоляла я его, сама себе не веря, а наши тела всё теснее сливались в объятиях, моё дыхание становилось всё чаще, его губы всё жарче обжигали мою кожу…
Его ладони плотно обхватили моё лицо — так, что я не могла пошевелиться, и все мысли моментально выветрились из головы… Весь мир вокруг остановился — и я ощущала лишь его язык, которым он заполнил мой рот в таком глубоком поцелуе, словно хотел проникнуть им мне в самое горло.
И, только когда я уже начала задыхаться, он, наконец, оторвался от меня и, поспешно расстегнув камзол, снял его с себя и рывком отбросил в сторону. Мои выставленные перед собой руки упёрлись ему прямо в грудь… Я всё ещё, по инерции, пыталась сопротивляться… Но стало только хуже — я чувствовала под тонким хлопком его рубашки жар кожи, движение мышц…
Я рефлекторно вцепилась в ткань на его груди и сделала ещё один немыслимый эмоциональный рывок.
— Бельфегор! — воскликнула я, чуть не плача. — Мы пожалеем об этом!
Он замер на мгновение… И я уже было понадеялась, что смогу образумить его… И себя… И мы сможем остановиться, сможем перестать падать в эту неотвратимую пропасть влечения, которая сейчас затягивала нас обоих так стремительно, что мы даже не успевали ни о чём подумать…
Но вся моя надежда рухнула, как карточный домик, когда в следующую секунду он нырнул вниз, опустился на колени, плотно обхватил руками мои бёдра и вжался лицом мне прямо между ног.
Я застыла, содрогаясь от разрывающих меня чувств. Сейчас любое касание, любое малейшее движение — хоть моё, хоть его — лишь ещё больше погружало нас обоих в пучину невыносимого желания.
Моё платье из восточной парчи было слишком хлипкой преградой для его ласк — и я чуть не закричала, когда он слегка прихватил ртом мои губки сквозь тонюсенькую ткань. Его дыхание обжигало меня сквозь неё, а он, раз за разом, словно специально делал это снова — обхватывал, покусывал…
Его руки сзади сжимали мои бёдра… А спереди был его беспощадный рот, которым он ласкал меня прямо сквозь платье и бельё — так, будто их не было вовсе.
Ткань постепенно стала влажной от его слюны… Его словно совершенно не заботило, что я по-прежнему одета. Я остро ощущала каждое движение его губ, каждый толчок языка… И тело постепенно начало откликаться — против моей воли, но я уже ничего не могла с этим поделать. Я просто сдалась.
Я точно знала — моя распалённая вульва щедро добавила от себя столько влаги, что я ни капли не сомневалась, что он уже чувствует на языке мой вкус.
Закатив глаза, я откинула голову назад, расставив ноги и изо всех сил вцепившись ногтями в сукно бильярдного стола… И, как во сне, лишь каким-то отдалённым закоулком сознания отмечала, как его ладони медленно движутся вверх по моим ногам, задирая подол платья… Как он нежно скользит влажными горячими губами по коже возле самого краешка трусиков… Как аккуратно отодвигает их…
И как сладко и жарко приникает жадными губами к моей умирающей от вожделения киске.
Я издала громкий протяжный стон, не в силах выдерживать нахлынувший на меня шквал ощущений… И с этой секунды он начал какой-то безумный заплыв в волнах страсти, в котором я потерялась безоглядно, даже не пытаясь сопротивляться.
Язык — горячий, нежный, настойчивый… Он проникал им везде — я то вздрагивала, когда он кругами водил им по клитору, то беспомощно охала, когда ощущала его прямо внутри, то судорожно напрягала бёдра, когда его зубы мягко прихватывали одну из губок…
Он пил меня, втягивал меня, сосал меня… Едва слышно постанывал при этом сам — и я читала в этих стонах и вздохах его собственное наслаждение… Меня уносило в небытие каким-то сладким безумием этих ласк.
Зачем-то начал шептать в перерывах между прикосновениями: «я хочу тебя… я люблю тебя…» — и я окончательно потеряла всякий разум. Он снёс мне крышу буквально за несколько минут — так, будто я абсолютно не обладаю волей. И увлекал меня за собой — всё дальше и глубже.
Добавил к языку пальцы — проникал ими внутрь — сначала мягко и едва заметно… А потом вдруг оторвался от меня и начал двигать их плавными рывками, нажимая на стенку вагины спереди, то надавливая, то скользя, то раздвигая истекающий влагой вход… Наружу — внутрь… Наружу — внутрь…
Я чувствовала, насколько я мокрющая — а он всё продолжал и продолжал, прижавшись лбом к моему животу, толкать пальцами, давить на какую-то точку внутри, отчего я начала задыхаться, дрожа от напряжения, чувствуя, как на меня накатывает жаркая удушающая волна…
А когда эти ощущения достигли невыносимого пика, он скользнул подбородком вниз, накрыл горячим ртом мой лобок, быстро лаская языком клитор, и я, судорожно набрав полную грудь воздуха, зашлась в громком, долгом крике — забилась в его объятиях, задёргалась…
И, кажется, почти потеряла ощущение окружающей действительности…
Мне уже было всё равно. Я знала, что мы оба совершили непоправимую ошибку. Что пути назад больше нет… Что мои отношения с Расаталом отныне разрушены. И теперь мне было больше нечего терять.
Я начала сползать вниз, не в силах больше стоять на ногах, и Бельфегор подхватил меня на руки — я обмякла в его объятиях, как тряпочная кукла, позволяя ему делать со мной всё, что заблагорассудится…
И он понёс меня к креслам.
Освободил нас обоих от одежды — медленно снимая деталь за деталью… Сопровождая каждое своё движение поцелуями… Я лежала с закрытыми глазами, боясь взглянуть на него. И лишь когда он разложил кресло полностью, превратив его в большую удобную кушетку, и лёг рядом, прижимаясь ко мне горячим боком и гладя по волосам, я распахнула веки и уставилась в сумрак потолка.
— Любовь моя… — шептал он мне во тьме, вновь гладя меня — по щеке, по плечам, по груди… Слабый свет, падающий от двери, очерчивал его скульптурно-точёные скулы, бросал на моё тело тени от его сильных рук… Я была и жива, и не жива одновременно. И растворялась в его ласках без остатка.
Приняла его внутрь себя так легко и не задумываясь, словно он был частью меня… Словно его движения были продолжением моих собственных.
Кончики его волос щекотали мне плечо, влажная от пота кожа скользила по моей, бёдра встречались друг с другом, соединяя нас, венчая, унося куда-то далеко… Туда, где больше не было ни страха, ни сомнений.
Его дыхание участилось, но он не оторвал губ от моих, продолжая дышать мне прямо в рот, а я почти теряла сознание и улетала куда-то ввысь от каждого толчка его члена — с каждым разом всё выше и выше…
Он вторгался всё глубже и плотнее, крепко схватив меня за ягодицы, страстно захватывая губами мою шею, и его тело уже начало содрогаться в подступающем оргазме…
С громким, глухим стоном кончил, зарывшись лицом мне в волосы… И остановился, навалившись на меня от усталости, вжимаясь горячим плечом в мой подбородок.
Снова и снова целовал меня, как сумасшедший — и наши губы встречались жадно, страстно, неистово…
Его спина ходила ходуном под моими ладонями, наши сердца колотились, как бешеные… И мы долго ещё лежали так, не меняя позы, постепенно успокаиваясь и приходя в себя.
Меня терзала печаль… И одновременно какое-то чувство неизбежности произошедшего. Словно этому суждено было случиться, как бы я ни пыталась от этого убежать.
Я медленно проводила ладонями по буграм мышц на его спине, по пояснице… Мне хотелось самой ласкать его, обессиленного, уже не способного на какие-то ещё движения… И я гладила ступнёй и пальцами ног его икры, наслаждаясь этими последними интимными касаниями.
Я чувствовала его, как саму себя. Знала его так же хорошо, как саму себя…
Я не смогла сбежать от тебя, Бельфегор… Я не смогла тебя оттолкнуть. Но отныне я и не хочу для себя ничего другого.
Хочу вечно смотреть в прозрачно-карие озёра твоих глаз, видеть ироничный изгиб этих чувственных губ… Слушать твой бархатистый и вкрадчивый голос.
Да, ты всё-таки соблазнил меня, и я корю себя за это… Но корю себя и за то, что не смогла понять этого раньше — что я сама влюблена в тебя без памяти.
Будь моим, если хочешь… А я буду твоей.
Только обещай мне… Обещай, что мы никогда не пожалеем о том, что мы сделали.