— Да пропади оно все пропадом! — воскликнул Смит. — Это могло означать что угодно, например, результаты бегов на ипподроме.
Он рассмеялся, что с ним происходило редко, и начал набивать крупно нарезанным табаком свою вересковую трубку. Я видел, что он не собирается ложиться спать.
— Я, как ни стараюсь, не могу припомнить ни одной значительной личности, находящейся сейчас в Лондоне из тех, кого Фу Манчи захотел бы убрать, — сказал он, — разве что нас самих.
Мы начали методически просматривать длинный список имен, составленный нами, и наши детальные записи. Когда я наконец лег в постель, ночь уступила место новому дню. Но сон не шел ко мне, и в моем мозгу, как издевательский призрак, плясали слова «Андаман — второй».
Я услышал, как зазвонил телефон. Смит поднял трубку.
Через минуту он вошел в мою комнату с суровым выражением на лице.
— Я знал, как если бы я видел это собственными глазами, что прошлой ночью готовилось какое-то черное дело, — сказал он. — И так оно и вышло. На расстоянии пистолетного выстрела от нас! Кто-то добрался до Фрэнка Норриса Уэста. Только что звонил инспектор Веймаут.
— Норрис Уэст! — воскликнул я. — Американский авиатор и изобретатель.
— Да, изобретатель воздушной торпеды Уэста. Он предлагал ее британскому военному ведомству, но они слишком долго тянули с ответом.
Я вскочил с кровати.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что перспективы этого изобретения привлекли внимание доктора Фу Манчи.
Эти слова подействовали на меня, как электрический разряд. Не знаю, как долго я одевался, сколько времени прошло, пока прибыло такси, вызванное Смитом по телефону, сколько драгоценных минут потеряно на езду; но в нервной сумятице такие вещи ускользают от внимания, промелькнув, как телеграфные столбы мимо окон экспресса. Вот в этом состоянии крайнего нервного напряжения мы и прибыли на сцену последнего преступления Фу Манчи.
Мистер Норрис Уэст, чье худощавое лицо стоика в последнее время так часто появлялось в ежедневных газетах, лежал на полу маленькой передней с телефонной трубкой в руке.
Полиции пришлось взломать входную дверь и отодрать часть дверной филенки, чтобы добраться до засова. Над распростертой фигурой в полосатой пижаме, склонившись, стоял врач, за которым наблюдал инспектор Веймаут.
— Его сильно накачали наркотиками, — сказал доктор нюхая губы Уэста, — но я не могу сказать, какими именно. Это не хлороформ или что-либо подобное. Я думаю, надо ему дать проспаться. Опасности для жизни нет.
После короткого осмотра я согласился с этим заключением.
— Очень странно, — сказал Веймаут. — Он звонил в Скотланд-Ярд примерно час назад и сказал, что к нему ворвались китайцы. Затем полицейский, говоривший с ним по телефону, услышал, как он упал. Когда мы прибыли, его дверь была заперта на засов, как вы видели, а окна здесь — на высоте третьего этажа. Ничего не тронуто.
— А чертежи воздушной торпеды? — выпалил Смит.
— Я полагаю, они в сейфе его спальни, — ответил детектив, — и он заперт. Мне кажется, он принял слишком большую дозу какого-то лекарства, что вызвало галлюцинации. Но на случай, если в том, что он бормотал (а его почти невозможно было понять) был какой-то смысл, я решил послать за вами.
— Совершенно правильно, — быстро сказал Смит. В его глазах сверкнул стальной блеск. — Положите его на кровать, инспектор.
Это указание было выполнено, и мой друг прошел в спальню.
Если не считать того, что кровать была в беспорядке, показывающем, что Уэст в ней спал, не было свидетельств вторжения, упомянутого опьяненным наркотиками изобретателем. Спальня была маленькая — меблированные комнаты сдавались жильцам — и очень опрятная. В углу стоял сейф с наборным замком. Верхняя часть окна, размером примерно в один фут, была открыта.
Смит попытался открыть сейф, но он был заперт. Он стоял, некоторое время раздумывая, затем подошел к окну и распахнул его. Мы оба выглянули.
— Сами видите, — сказал за нашей спиной Веймаут, — слишком высоко, чтобы наши коварные китайские друзья сумели приладить приставную лестницу с помощью своих бамбуковых приспособлений. И даже если бы они сумели забраться наверх, окно слишком далеко от крыши — целых два этажа, — чтобы спустить лестницу сверху.
Смит задумчиво кивнул, пытаясь раскачать железную балку, шедшую от одной стороны подоконника до другой. Внезапно он остановился, издав удивленный возглас.
Наклонившись через его плечо, я увидел то, что привлекло его внимание.
На запыленном сером камне подоконника ясно отпечатались путаные цепочки меток-следов, определить происхождение которых было явно затруднительно.
Смит выпрямился и обратил на меня непонимающий взгляд.
— Что это, Петри? — сказал он изумленно. — Здесь была какая-то птица, и совсем недавно.
Инспектор Веймаут в свою очередь осмотрел следы.
— Я никогда не видел птичьих следов подобной формы, мистер Смит, — пробормотал он.
Смит подергивал себя за мочку уха.
— А ведь действительно, — сказал он задумчиво, — я тоже не видел.
Он круто повернулся и посмотрел на лежавшего в кровати человека.
— Вы считаете, все это было галлюцинацией? — спросил детектив.
— Как насчет этих меток на подоконнике? — бросил Смит.
Он начал беспокойно ходить по комнате, иногда останавливаясь перед закрытым сейфом и часто поглядывая на Норриса Уэста.
Внезапно он вышел и, быстро осмотрев другие комнаты, вернулся опять в спальню.
— Петри, — сказал он, — мы теряем драгоценное время. Уэста надо разбудить.
Инспектор Веймаут уставился на него.
Смит нетерпеливо повернулся ко мне. Вызванный полицией доктор уже ушел.
— Есть ли какой-нибудь способ поднять его, Петри? — сказал он.
— Вне сомнения, — ответил я, — его можно было бы разбудить, если бы мы знали, какой наркотик он принял.
Мой друг опять начал ходить по комнате и вдруг неожиданно заметил пузырек с таблетками, спрятанный за книгами на полке у кровати. Он издал торжествующее восклицание.
— Посмотри, что у нас здесь, Петри, — велел он, передавая мне пузырек. — Тут нет наклейки.
Я раздавил одну из таблеток в ладони и лизнул порошок.
— Какой-то препарат из хлоргидрата, — объявил я.
— Снотворное? — нетерпеливо предположил он.
— Мы могли бы попытаться, — сказал я, нацарапав формулу на листочке из записной книжки. Я попросил Веймаута послать полицейского, который его сопровождал, в ближайшую аптеку и принести противоядие.
В его отсутствие Смит стоял, смотря на лежащего изобретателя со странным выражением на бронзовом лице.
— «Андаман — второй», — бормотал он. — Интересно, найдем ли мы здесь ключ к разгадке?
Инспектор Веймаут, который до этого, видимо, решил, что непонятный телефонный звонок был результатом умственного расстройства Норриса Уэста, нетерпеливо покусывал усы при появлении своего помощника. Я ввел мощное восстанавливающее средство, и, хотя, как выяснилось впоследствии, состояние Уэста не было вызвано хлоргидратом, противоядие успешно подействовало.
Норрис Уэст с трудом приподнялся, сел на постели и посмотрел вокруг себя диким измученным взглядом.
— Китайцы! Китайцы! — бормотал он.
Он вскочил на ноги, безумно сверля нас со Смитом горящими свирепостью глазами, закачался и чуть не упал.
— Ничего, ничего, — сказал я, подхватив его. — Я доктор. Вы плохо себя чувствуете.
— Полиция пришла? — вырвалось у него. — Сейф! Проверьте сейф!
— С ним все в порядке, — сказал инспектор Веймаут. — Сейф заперт. Если никто, кроме вас, не знает комбинацию цифр, то беспокоиться не о чем.
— Кроме меня — никто, — сказал Уэст и, качаясь от слабости, направился к сейфу. Было видно, что у него сильно кружится голова, но он, с мрачной решимостью сжав зубы, собрал свои мысли и открыл сейф. Он наклонился, заглядывая внутрь сейфа.