Бешеный Пес также был несчастлив. «Мне только начало казаться, что я вернул своё „чувство Бешеного Пса“», — пожаловался он в чайной комнате.
Новые партнеры были объявлены. Я надеялся, что мне в пару достанется либо Вилл либо Бэн, и мне достался Бэн. Вилл останется до конца с сумасшедшим армянином, Малышом Ником. Бешеный Пес получил Крэйга и казался совершенно счастливым.
Бэн был под два метра ростом, огромный, размахивающий руками, напоминающими ножки ребенка, нежели руки мужчины, и требовал иного подхода, чем остальные партнеры.
Мало того, что мы жили в одной крошечной комнате, теперь мы еще и обучались вместе по пять часов в день, борясь и преднамеренно травмируя друг друга время от времени. Я говорил Мастарду об этих внезапных побуждениях наказать Бэна ошибочно жестким замком. «Не волнуйся», — сказал он, — «каждый проходит эту фазу.» Реакция Бэна на агрессию состояла в том, чтобы чередовать сопротивление, которое мне понравилось, поскольку служило поводом для того, чтобы причинить боль, с чрезвычайной набожностью, поворачивающей щеку для удара при любой возможности, что приводило в бешенство.
Бэн все больше и больше времени проводил вдали от квартиры с его новой подругой, потомком первых исследователей Японии, простолицей девушкой, которая также занималась айкидо, и ходили слухи, что она уже была лишена невинности разбойником Агой. Это не останавливало Бэна, который был молод и достаточно романтичен, чтобы быть игнорируемым девушкой, которая весьма явно испытывала необходимость иметь парня-иностранца, которым Бэн мог быть. Моё собственное смутное недовольство ей только усилилось когда она села небрежно на шаткий унитаз в Фуджи Хайтс, сломала напрочь его крепление и вызвала наводнение нечистот из туалета в кухню.
Толстый Фрэнк починил туалет и сделал это гораздо лучше, чем в прошлый год. Но все мы знали, что дни Фуджи Хайтс были сочтены. По окончании курса Бэн должен был вернуться в Мельбурн и в университет после его годичного отсутствия, в течение которого он пребывал в Японии, Фрэнк планировал уехать вскоре в Австралию с его новой подругой. Крис был нерешителен, но все же говорил об Австралии тоже. Я не переживал о том, что придется покинуть это место, которое было отвратительной дырой даже в лучшие времена, но я терял компанию, я определенно терял свою компанию.
Бэн и Крис посетили Кикучи в больнице. Он был весел, сидя в кровати, и был счастлив видеть их. Он рассказал им, что Накано приходил каждый день, чтобы посетить его и, показав на тонкую вазу с белыми цветами, сказал: «Это от Накано сэнсэй.» И лишь ироническая гримаса была единственной реакцией на это, он находил такие посещения человеком, который его преследовал, невыносимыми. Без сомнения, то, что Накано должен был посещать свою жертву каждый день, было частью его публичного искупления вины, независимо от того, что чувствовала жертва от такой заботы.
Позже, когда я рассказал Кристофу об инциденте, он закатил глаза и издавал такие странные звуки, французское выражение симпатии, которые не могут быть переведены без движений вашего тела, пожимающего плечами. «Накано — мачо, испуганный человек. Когда он смотрит в зеркало, оно загрязнено и он не видит самого себя с ясностью. Возможно, зеркало необходимо отполировать, не разбив в гневе.»
После того, как рука Кикучи была зафиксирована должным образом, он возвратился в додзё, нося белую перевязь поверх доги. Он был, как и обычно, весьма весел и радостен, но его белая перевязь была особенно велика, как если бы он специально предупреждал нас. Я истолковал для себя это как знак, который призывал поберечь себя в течение заключительных нескольких недель курса.
Благородный уход
«Давным-давно боли в животе называли „ростками малодушия“. Это потому, что они появлялись внезапно и делали человека неподвижным.»
— Самооборона — это шутка, — сказал Даррен, стоя в раздевалке, обернутый махровым полотенцем, перед его стремительным уходом на вечернюю работу.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Все это искусственно, весь тот набор шаблонов, которые, однако, не бывают в реальных схватках. Они подходят к таким дракам, как та, которая была перед похоронами Канчо. Я лишь расслабился до конца на том парне и душил его. Это было айкидо, только будучи в состоянии переместить мой вес тяжести вниз, я смог сделать это. Но это «санкадзё против крепкого захвата» или «ирими-нагэ против переднего удара ногой», довольно академичны, вот что я вам скажу.
Все это потому, что мы занимались, не используя в тренировках таких вещей, как удар головой, или обман, или атаки виска локтем, всех вероятных движений, которые были обычными в реальном столкновении. Так как мы должны были заботится друг о друге, мы должны были придумать способы защиты, которые выглядели бы реальными и весьма эффективными, но нападающий при этом не был бы травмирован, фактически точно так же, как в кино.»