— А почему ты там проходил какие-то собеседования? — поинтересовалась Энджи. — Разве это была не обычная рабочая поездка?
— Да, обычная, но пока я там был, я решил еще кое-что попробовать. Я немного… у меня сейчас некоторые трудности с наличностью. Александр, мы могли бы перекинуться парой слов об этом до моего отъезда?
У Александра был такой вид, словно Макс его ударил.
— До твоего отъезда? Ты же только что приехал.
— Да, я знаю, но к девяти мне надо быть в городе. Извини, я думал, что ты это понял.
— Ну что ж, — со вздохом произнес Александр. — Я, конечно, немного разочарован. Но все равно приятно тебя видеть. Давайте попьем все вместе чаю, а?
— С удовольствием. Можно на кухне, вместе с малышами?
— Ты что, любишь маленьких детей? — рассмеялась Энджи.
— Да, люблю, — ответил он совершенно серьезно. — Если хотите знать, я их даже очень люблю.
Когда Энджи поднялась в детскую, то застала там Сандру почти в полном отчаянии.
— Энджи, мне кажется, я этого больше не вынесу! Она ненормальная! И она разговаривает со мной так, как будто я хочу убить этих детей. Сегодня утром она даже заявила, что, по ее мнению, мне следовало бы заняться чем-нибудь другим. А потом добавила, что поскольку эти дети все равно наполовину американцы, то ничего, для них и такая, как я, сгодится. Честное слово, это какой-то кошмар! — Вид у нее был мрачный; Энджи почувствовала легкие угрызения совести.
— Мне очень жаль. Завтра, если хочешь, можешь взять отгул. За сегодняшний день.
— И за вчерашний тоже. Мы ведь договаривались, что вы будете занимать меня не больше одного уик-энда в месяц.
— Сандра, ты же сама захотела сюда поехать, — твердо проговорила Энджи.
Так ей и надо. Это научит ее, как показывать свой норов.
После чая, во время которого Няня неизвестно почему очень пространно разглагольствовала о вреде иностранных продуктов питания, Александр и Макс удалились, а Энджи и Сандра поднялись наверх собираться. Спустившись потом вниз с одной из своих больших дорожных сумок и проходя через вестибюль, Энджи услышала, как Александр что-то кричит; она остановилась и стала прислушиваться, делая вид, что возится с ремнем сумки.
— Это возмутительно, — кричал Александр, — возмутительно! Я в последний раз плачу по твоим долгам! Убирайся! Убирайся и катись в Лондон к этому твоему… к этой твоей ужасной жизни.
Энджи помчалась к входной двери, быстро сбежала вниз по ступеням и уже укладывала сумку в багажник своего «мерседеса», когда из дома выскочил Макс. Он был бледен и весь дрожал.
— Макс! — окликнула она его. — Что случилось, Макс? Я могу тебе чем-нибудь помочь?
— Дерьмо, — проговорил он, вытирая рукавом глаза. — Дерьмо, все дерьмо! Нет, Энджи, ничем, но спасибо. — Он громко хлопнул дверцей своей машины и с шумом умчался по Большой аллее.
Александр обнял ее на прощание, когда она уезжала. Он тоже был бледен, но контролировал себя и держался гораздо лучше, чем Макс.
— Мне было очень приятно, Энджи. Приезжайте снова. Буду с нетерпением ждать, когда вы станете моей соседкой. И передавайте от меня привет Малышу.
— Обязательно.
До самого дома она вела машину молча, думая все это время об Александре и о той загадке, которую всегда чувствовала в нем.
Стоявший возле ее постели телефон зазвонил, когда она как раз ложилась спать. Это был Малыш. Как там она, как дети, не соскучилась ли она по нему? Энджи ответила, что с ней и с детьми все в порядке, оставив без ответа третий вопрос.
— Дорогая, я вынужден задержаться до вторника.
— Черт побери, почему?
— Надо кое с кем встретиться. Было бы глупо не воспользоваться возможностью, раз уж я здесь. Ровно в полночь во вторник буду в Хитроу. Ты меня сможешь встретить?
— Извини, Малыш, я во вторник ужасно занята.
— Ну ладно, я сам доберусь. — Голос у него стал очень расстроенный. — Я тебя люблю, дорогая. И до встречи.
— Спокойной ночи, Малыш.
Положив трубку, она вдруг почувствовала себя очень несчастной. Что же такое происходит с их взаимоотношениями? Почему она вдруг стала испытывать к нему какую-то враждебность? И почему Малыш задерживается в Нью-Йорке? Все его клиенты, все его дела теперь в Лондоне. В последнее время он стал часто задерживаться, отсутствовать вечерами, и так день за днем. Он, правда, говорит, что если она хочет, то может ходить с ним, но поскольку она не желает, то ему приходится ходить одному. О господи, неужели же он с кем-то встречается, а? Или у него есть кто-то в Нью-Йорке? Энджи вдруг внезапно и очень отчетливо представила себе Каролину Уиттиэм, крестную Спайка, с которой Малыш дружил в детстве и которую она видела, когда та приезжала на крестины; Каролина была обладательницей таких длинных и безупречных ног, что если ее приглашали на какой-нибудь прием или званый ужин, то все остальные приглашенные женщины непременно надевали длинные платья или юбки, просто чтобы избежать сравнения. Энджи сильно подозревала, что между ней и Малышом есть какая-нибудь интрижка. Как и всякая любовница, Энджи почти не знала друзей Малыша; он стал знакомить ее с ними только тогда, когда их взаимоотношения приобрели более или менее официальный характер. Быть может, сейчас, когда Малыш в Нью-Йорке, он встречается там с Каролиной? Какой ужас, если это действительно так! Нет, это невозможно. Не говоря уже обо всем остальном, у него в последнее время и на нее-то сексуальной энергии едва хватало, откуда же ей взяться еще и на кого-то другого? А, черт! Это тоже не показатель. В свое время он постоянно повторял ей, что с Мэри Роуз ощущает себя практически полным импотентом; но когда приезжал к ней самой в Гринвич-Виллидж, то трахал ее без устали по многу раз подряд. Энджи почувствовала, как тело ее в темноте покрывается потом. Да, возможно, что у него кто-то появился. Вполне. Несмотря ни на что, он все еще был очень привлекательным внешне мужчиной. И к тому же чрезвычайно богатым. Может быть, и его нежелание передать ей часть акций тоже объясняется тем, что у него кто-то есть? Да нет, чепуха. Все это сплошная чепуха. Малыш ее обожает. Он в ней нуждается, без нее он беспомощен. Слишком беспомощен. При этой мысли настроение ее сразу поднялось. Все хорошо. Просто ей в голову лезут всякие глупости. Энджи повернулась на бок и занялась мастурбацией. Она всегда этим занималась, когда ей нужно было успокоиться. В последнее время ей приходилось делать это все чаще и чаще: способности Малыша чем дальше, тем больше оставляли желать лучшего. Тело ее послушно отреагировало, взорвавшись оргазмом, и в эти мгновения перед глазами у нее возник и проплыл куда-то образ не Малыша и не его самонадеянного сексуального племянника; нет, ей привиделись мягкие, аристократические черты графа Александра Кейтерхэма.