Змееед

— Севастьян Иваныч, ты, как я знаю, чекистов любишь, но не очень.

— Не очень, — подтвердил Севастьян.

— Так вот они объявили, что лучшие медвежатники в НКВД работают.

— Да куда им.

— Они бахвалятся, что в пять минут вскроют сейф, который с 1919 года запертым стоит.

— А что за сейф?

— Большой очень, британский. Бромлей.

— Бромлея за пять минут не возьмут.

— А за десять?

— Им и трех часов не хватит. И десяти. Если Бромлей двухтонный, никто его не возьмет. Не зря он с девятнадцатого года заперт.

— А ты бы, Севастьян Иваныч, тряхнул бы стариной?

— На людях?

— На людях.

— Тряхнул бы. Если инструмент будет.

— Водки тебе и тем, кто с тобой сидит, дам, сыра, колбасы. Год на убой кормить буду.

— Не надо мне милостей твоих, гражданин Холованов. Сам кушай.

— Побежишь — убью.

— Знаю.

— И внешность твою изменить надо, чтоб не опознали; ты у меня узник секретный.

— Меняй.

— Ты знаешь, где мы?

— Не знаю.

— Мы в Большом театре. Эй, человек! Зайди. И сделай так, чтобы этому джентльмену не стыдно было появиться в Палате лордов.

2

— Не ту вы мне девочку, Змееед, указали.

Сам он знает, что не ту. Да черт с ней, девочкой. Как от тех троих избавиться, что в приемной ждут? Как бы так к стенке отвернуться, чтоб не опознали?

Сердце колотится пойманным зайчиком. Что-то Железный Генрих толкует. Не слышит того Змееед. Только спохватился, вслушался, согласился, растерянность изобразил: ай-яй-яй, да как же не ту? А так похожа. А ладони потные, а уши горят, а сердечко змееедово того гляди из груди выпрыгнет.

Ягода знал, и вы это знаете, что криком делу не поможешь. Только не всегда получается крик сдержать. По себе знаю. А у Ягоды всегда получалось. Понимает Железный Генрих, что ошибся человек. Может, и ошибся. С другой стороны, как мог разведчик-наблюдатель так ошибиться? Как мог он дочку комкора Стрелецкого назвать?

— Так что, Змееед, делать будем? Искать? Снова все фотографии малолетних проходимок вам собрать? Лицо-то еще из памяти не стерлось?

— Да нет, Генрих Григорьевич, я уж постараюсь.

— Я вам еще работы подкину. У меня там товарищи в приемной дожидаются. У них чемодан сперли. Дело невеликое. Тряпки в нем были всякие. Но были там памятные вещицы для музея чекистской славы. С Дальнего Востока ребята привезли, да в Ярославле проворонили. Поможете найти?

— Помогу, как же.

Товарищ Буланов тем временем выскользнул в приемную, тихо дверь притворив, и объяснил неудачливым курьерам, что в их группу включается новый товарищ, который поможет преступление раскрыть.

Улыбнулся тут, в землю глядя, начальник группы курьеров капитан Государственной безопасности Давыдов Михаил Борисович, и тихо сказал товарищу Буланову, что они, курьеры, сознают, что виноваты, что проверку на бдительность они, конечно, не прошли, но в следующий раз будут службу нести с утроенной бдительностью.

Ничего не понял товарищ Буланов.

И тогда старший группы курьеров объяснил, что узнал он сейчас этого молодцеватого стройного чекиста, который по приказу товарищей Ягоды и Буланова в Ярославле чемодан у них тяпнул.

— Кого вы узнали?

— Да того, которого вы в нашу группу назначили, того, который сейчас с товарищем Ягодой беседует. Явно они там, в кабинете сейчас над нами потешаются.

3

Настя обманула Буланова. Она вовсе не была мастерицей вести допросы и определять по выражению глаз, правду говорит человек или врет. Просто у нее была хорошая память. Уже скоро, прямо накануне наступающего 1937 года, в Москве откроется Восьмой Всесоюзный съезд Советов, который примет новую, самую демократическую в мире Сталинскую Конституцию. В Большом Кремлёвском дворце соберутся лучшие люди страны. Их будет 1286. Уже выпущена книжка с фотографиями и краткими биографиями народных избранников, которым суждено оценить и принять Конституцию в качестве основного и нерушимого закона Родины всех трудящихся мира. Совсем недавно эта книжка попала Насте в руки, она ее прочитала. А раз прочитала, значит запомнила. И вот оказалось, что лишних знаний не бывает. Вошедшего очкастого чекиста она сразу узнала: его портрет был на странице 66. Сомнений не осталось: это депутат грядущего Восьмого Всесоюзного съезда Советов товарищ Буланов Павел Петрович. Она вспомнила все, что на той 66-й странице было про него сообщено. Начиналась биография со дня рождения — 12 февраля 1895 года. Если бы он не испугался и не убежал, то она, глядя в его глаза, «установила» бы и место его рождения, и основные вехи биографии, и чекистское звание, и занимаемую должность — секретарь Народного комиссара внутренних дел СССР.