— Считаю, что отобьешься, — не очень уверенно сказал Знаменский. Правда-то на твоей стороне…
— Красиво, очень красиво говоришь, товарищ. Как в пьесах. — Ашир прошелся туда-сюда по дворику, до виноградных лоз дотронулся ладонью, в небо поглядел, на солнце сквозь свой стакан глянул, прищурившись. Он явно играл, подтрунивал. — Правда… Ее доказать надо, дорогой товарищ… Добыть… А я, сам видишь, какой я… Ладно, что унижен, я связан, у меня путы на ногах, как у непокорного верблюда. — Он вдруг к Знаменскому наклонился, обдав горячкой своей, жар шел от него, спросил жарким шепотом: — Ты поможешь мне, Ростик?‥
Ростик… Ростик… Его вовлекали в какую-то явно рискованную историю, его опять «повели», взяв, даже схватив за руку, а все-то он Ростик, Ростик…
— Мало мне своих забот, Ашир? — Знаменский откачнулся от него, от этого жара в нем. — И что я могу?
— У тебя связи.
— Какие там связи?! Где был, где очутился? Ровня мы!
— Нет, тут ты не прав. — Ашир снова уселся на свое место, спокойным вдруг стал, не пригубив, отставил стакан, насмешливо, колко поглядывая на Знаменского. — У тебя, Ростик, всё куда хуже, чем у меня. У меня совесть чиста. Есть разница?
— Ну и убирайся тогда, если ты такой благополучный! Пей! Гуляй!
— Не злись. И я не пью и не гуляю. Но это хорошо, что ты так думаешь. Пусть и все так думают. А я работаю. Но мне нужна помощь, Ростик. Пойми, я стреножен. Мне шагнуть никуда не дают! Я думал, вот приехал человек, которому надо заслужить доверие, вернуть назад доверие… Я подумал, надо познакомиться с этим человеком… Может быть, не все уже кончено для него?‥ Мы познакомились… Ты еще не конченый человек, Ростик… Ты избалованный человек… Ты жил как в сказке… В той, в такой, где нет правил, где все можно… Там не кисельные берега у вас, там вообще нет берегов… Но… К счастью… Я так думаю, насколько знаю людей, а я знаю людей, со сколькими в грязи вывалялся, я думаю, что ты не безнадежен… Я решил, ты согласишься мне помочь…
— Так вот зачем Дим Димыч сдал мне свою комнату? Ну и ну!
— Не злись. У Дим Димыча свои планы касательно и тебя, и меня, и Светланы, и маленького Димы, и вообще вселенной. Он строит души. У меня планы поскромней. Мне нужно, чтобы Ростислав Юрьевич Знаменский слетал через недельку-другую в Москву. На денек. Всего лишь на денек. К себе домой. Навестить жену. Это так естественно. Ну и, заодно, встретился бы там кое с кем из влиятельных своих приятелей. Да что приятели, у тебя же тесть министр. Вот этот уровень мне и нужен. Мне нужно, чтобы мое письмо дошло до самого верха. Понял?! К Самому! Вот и все, что от тебя требуется, Ростик.
— Сам бы и слетал. Тем более, как ты утверждаешь, тебя в Москве знают.
— Мне нельзя. Чудной человек, совсем, смотрю, наивный человек. Международником был? Совсем, смотрю, наивный международник. Вот тебя и повели.
— И сейчас ведут. Это так, ведут!
— Не злись. Пойми, я на крючке. Каждый мой шаг под присмотром. Ну, полечу, если в самолет пустят, ну, прилечу, если долечу. Кто я? А, этот Ашир Атаев из Ашхабада, выгнанный за взятки! Кто меня выслушает? Жалобщик… Обиженный… Дежурный по прокуратуре возьмет брезгливо письмо, он его и закроет, а то и перешлет сюда, в Ашхабад. И тогда… — Ашир вскрикнул, сжался, обеими руками схватившись за живот, будто кто вонзил ему туда нож. И такая боль развела его губы в яростный оскал, что почудилось: убит человек. Но вот он и снова распрямился, даже ухмыльнулся кривовато, взял стакан, жадно стал пить.
— Тогда пойди в ЦК, — сказал Знаменский. — Пробейся на прием. Тут-то тебя действительно каждый знает.
— И каждый знает, что меня еще будут судить, если не пожалеют, знают, что я спиваюсь. Вон какой! Кто станет со мной разговаривать? А вот то, что я пришел в ЦК, а вот про это кое-кто узнает… И тогда!‥ — Он снова, но уже медленным движением, прижал ладони к животу. — Нет, никуда не денешься, ты мне нужен, Ростик. И еще больше стал нужен, когда подвернулся этот случай с этим Посланником. Удача! Счастливый случай! Если, конечно, ваша поездка состоится. Но думаю, что состоится. Как думаешь?