— Очередная лекция? — спросил Знаменский. — Только теперь уж на аудиторию?
— Согласен, говорю, как лекцию читаю. Не умеем мы разговаривать. На поучения все нас тянет. Прости, дорогой.
— Вы кем здесь?
— Так… Вертолетчик. «Орлята учатся летать!‥» А я — учу…
— И я вам интересен? Ползающий…
— И вертолетчики, бывает, падают, и тогда… А вот и Сумбар! Слышите, какой воздух?!
— И воздух слышу и тишину учуял.
— Верно, тут тихо, хотя тут шумно, река с камнями разговаривает. Все притираются друг к другу. Век за веком. А что им век — воде и камням? Мгновение! Это мы на земле кратковременные.
— Мотыльки еще кратковременней.
— Да, им еще хуже. Но у них, наверное, другое летосчисление. Час идет за десятилетие. Как знать, возможно, им повеселей живется, а? Вы женаты, Ростислав Юрьевич?
— Да.
— А я все собираюсь. — Летчик извлек из заднего кармана брюк бумажник, раскрыл его, показывая Знаменскому фотографию очень милой и очень глазастой, а она еще и подвела глаза, девушки, бережно укрытой за целлофаном. Нравится?
— Красивая.
— Именно! Боюсь красивых. Не очень им доверяю.
— Что за проблема? Некрасивых куда больше.
— А некрасивая мне не нужна. Прямо какой-то Гамлет перед вами. Поверите? А годы идут. — Летчик все еще держал перед Знаменским свой пухлый бумажник, любовался хорошеньким личиком, даря эту радость и собеседнику. Любуясь и даже чуть-чуть губами причмокивая, он проговорил, как бы между прочим: — Между прочим, маленькая у меня просьба к вам… — Летчик закинул голову, всмотрелся в Знаменского, даже на цыпочки привстал, чтобы ближе поглядеть ему в глаза. — Вот это письмо… — Летчик достал из бумажника конверт. — Прошу вас передать это письмо Аширу Атаеву…
Сумбар шумел, притиралась река к камням. И век назад тут так было, и три века назад. И кто-то кому-то тут когда-то передавал письмо…
— Почему вы решили, что я знаю какого-то Ашира Атаева? — спросил Знаменский, вдруг почувствовав страшную усталость, плечи, ноги заломило от усталости, и грозным стал шум на реке.
— Я не решил, я знаю. — Летчик так и стоял с раскрытым бумажником, но смотрел он не на фотографию смазливой девушки, а на Знаменского смотрел, вскинув голову.
— Откуда сии сведения? — Знаменский глаз не отводил, но ему это разглядывание летчика было в тягость. — И зачем я вам, учителю орлят?
— Не доверяешь? Это хорошо. — Летчик захлопнул бумажник, но письмо зажал между пальцами, письмо вслед за бумажником не спрятал. — Хорошо, что не доверяешь. Тогда послушай еще одну мою лекцию… Какой день все время читаю лекции, хотя и ненавижу это занятие. Итак, тема лекции… — Он снова взял Знаменского под руку, подвел поближе к воде, к шуму речному, он оглянулся разок-другой, сделав это по-звериному как-то, когда глаза оглядываются будто, а не голова, лицо оглядывается будто, а затылок неподвижен. — О наркотиках будет моя лекция, уважаемый…
— Про мак, может быть, про плантации мака? — спросил Знаменский. — Но его в этих местах сеяли и три века назад.
— В этих местах не сеяли, тут не та роза ветров. Мак очень капризное растение, если разводить его не для пирогов с маком, а для извлечения из него опиума. — Летчик снова глянул-оглянулся, застыв затылком.
— Я, поверьте, не наркоман, Ибрагим Мехти оглы.
— Я — тоже. Ашир, между прочим, раза два попробовал. Он любит до всего дойти сам. Отличный парень. Я учился у него самбо.
— Вот и поговорим о самбо. Я тоже, между прочим, занимался самбо.
— Так, как он? Не думаю. У вас сильные руки, но это руки игрока в теннис. У самбиста железные руки. Вы потрогайте мои. Потрогайте, потрогайте. — Летчик вскинул руку, а Знаменский сжал ее пальцами, чтобы отвязаться. Действительно, рука у маленького летчика была как из железа, пальцы ушиблись.
— Да, натренировались, — сказал он. — Учителю орлят и нужно.
— Тут вы правы. Но речь не обо мне. Речь о следователе Ашире Атаевиче Атаеве. Ему сейчас нужны факты, сокрушительные факты. Иначе, без таких фактов, могут подловить, перехватить руку, швырнуть на ковер. Это в спорте, а в жизни… Пример сам Ашир Атаев. Он поторопился, он начал действовать без должной подготовки. Обстоятельства вынудили? Да, конечно. Но кинули его, ударили о землю. Спасибо, что живым остался. И вот теперь, травмированный, он начинает группироваться для нового броска. Может быть, единственного броска. Либо — либо! Факты! Ему нужны факты! Прошу вас, отвезите ему это письмо.