Из капюшона показалась голова стража, юркий раздвоенный язык скользнул вдоль уха колдуна и спрятался, раздалось короткое шипение. Змея снова улеглась.
- Атхен, - маг развел руки и поманил к себе. Девушка подошла, и мужчина медленно и ласково обнял её. - Атхен, я не бессердечен, что бы тебе не показали сегодня эти белки-трескотушки. И именно поэтому я не беру тебя с собой. Именно поэтому я прошу тебя: будь осторожна даже здесь. Помни, не есть мяса и не пить ничего, кроме горячего напитка, который нам подают. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Будь рядом с Фёльстагом и его дочерью. И береги себя.
Мужчина разжал объятия.
- Будь осторожна, Атхен.
- Будь осторожен, Салазар. И удачи тебе.
На закате ведьма вышла из избы на поиски дочери Фёльстага, но замерла, любуясь открывшимся видом. На площади собирались великаны, и некоторые из них раскладывали костры. С десяток исполинов стояли в абсолютно ледяной воде, время от времени ныряя и издавая звуки, похожие на обрушивание глыбы льда в море. Трое великанов глухо мугыкали какую-то мелодию, сплетая причудливые заснеженные цветы в венки и водружая их на шеи стоящим у воды коровам.
- Так мы справляем окончание трудовой недели.
От неожиданности Атхен вздрогнула и развернулась. Хоть она и узнала голос, но вид его обладательницы был ведьме в новинку. Перед ней стояла невероятно высокая, крепко сбитая, но гармонично сложенная великанша без малейшего намека во внешности на настоящий возраст. Одежда её ничем не отличалась от одежды мужчин, а до пояса спускались две толстенные косы, казалось, филигранно вылепленных из снега. О том, что это впечатление обманчиво, свидетельствовала чёлка, колыхаемая ветром. Это выточенное временем и ветрами изо льда существо было очень красивым и в то же время совсем не хрупким, как казалось ведьме из-за ласкового голоса Фёльстагдоттир.
- Извини, я не хотела тебя пугать, - полные белые губы вытянулись в мягкой улыбке, а льдистые глаза сверкнули искрами веселья. – Рада видеть, что ты видишь.
- Спасибо, - наконец, отмерла колдунья и улыбнулась в ответ. – Окончание трудовой недели?
- Да, - великанша кивнула и присела рядом со змееловкой. – В нашей неделе девять дней, восемь из них мы трудимся, а девятый – посвящаем себе и своим прихотям. Конец трудовой недели, восьми дней из девяти, мы справляем все вместе на берегу с кострами, пиром и песнями. Нет, Атхен, огонь костров нам не помеха, - улыбнулась исполинша, заметив недоумение на лице собеседницы, и встала. – Пойдем. Есть на пиру ты с нами не сможешь, но тебе, я думаю, понравится вечер.
Фёльстагдоттир оказалась права. Атхен наблюдала, как хримтурсы жарят на огне туши коров, прыгают через пламя, заходят в озеро, буквально превращаясь в могучие глыбы льда в толще воды, играют на диковинных инструментах и поют красивые, тягучие, медленные, очень малопонятные ей песни. Уже ночью великаны стали расходиться. Атхен сидела у огня и не спешила идти в пустую сейчас избу. Рядом опустилась дочь вождя. Она недавно вышла из воды, и хрустальные капли еще скатывались с её кос, медленно падая на снег и обращаясь в кристаллы льда. Мимо них прошел Фёльстаг в компании худого тонкокостного великана, чьё лицо было почти полностью скрыто длинной бородой и еще более длинными волосами. Вождь пожелал доброй ночи Атхен, и повёл своего собеседника в сторону дома льда.
Когда все хримтурсы разошлись, девушка глубоко вдохнула наполненный запахом костра воздух и сказала великанше, смотря на воду.
- Замечательный праздник. У нас таких традиций, пожалуй, нет. А у вас очень красивый, удивительный мир с отличными обрядами. И еще по-настоящему волшебные местности. Я ведь даже не знала об этом. О том, как живёт Нифельхейм на самом деле и какие вы.
- Почти никто из людей не знает, - глухой голос Фёльстагдоттир обволакивал теплом. – Ты одна из немногих счастливчиков. Даже счастливица вдвойне: тебе не пришлось платить за открывшиеся знания.
- Но я могу заплатить, скажи только, сколько и чем! – Атхен азартно вскочила на ноги и с готовностью и решительной улыбкой посмотрела на великаншу. Та глухо рассмеялась, подобно сходящей вдалеке лавине.
- За твои знания, считай, уплатил твой учитель.
- Слизерин? А чем он платил?
- Ты знаешь, почему Один стал одноглазым?
- Да, конечно, - поспешно кивнула Атхен. Воспитываясь до десяти лет среди норсов, она прекрасно знала предания и мифы скандинавов.
- Смигард не жаждал испить из источника Мимира*(9), он хотел изучить наш мир. Он был тогда молод – по крайней мере, моложе, чем в последние десятки лет, - и его одолевала такая жажда знаний, что древний обычай уплаты за них нисколько его не пугал.
- И чем же он оплатил? – тихо спросила змееловка.
- Не знаю, отец никогда не рассказывал, что именно отдал Смигард. Говорил только, что оплата велика и мала в то же время, и что однажды человек может пожалеть, что отдал именно это. Но отданное обратно не забрать, и даже если Смигард однажды раскается, назад он уже ничего не получит. Да он и не станет пытаться. Он всегда был слишком честен перед своим, им же составленным странным внутренним сводом законов, - с улыбкой закончила великанша, и змееловка поняла, что окончательно запуталась в своём учителе.
А ещё она поняла, что уже ужасно соскучилась по нему.