— Стой! — не выдержал Колобок.
Спутник кинул через плечо вопросительный взгляд.
— Слышь, парень… — телохранитель говорил с трудом, слова не давались. — Ты легко мог сбежать. Толкнуть меня в аномалию, бросить кабанам… Так чего не сделал этого?
Слабо улыбнувшись, Змееныш ступил на бревно.
Колобок следил, как он уходит в лес, и потом еще долго стоял, глядя на деревья, между которыми скрылось это странное существо.
— Ну, мутант… удачи тебе, — вздохнул он, повернулся и зашагал прочь.
Он шел, не оборачиваясь, и не видел, как Змееныш вернулся, как снял рюкзак с барахлом Слона, бросил в ручей и спрыгнул с бревна по ту сторону оврага, где стоял Лесной Дом.
2
Ночь была промозглой и беспросветной. Лесной Дом терялся во тьме, луч прожектора отвоевал у нее лишь один круг света посередине двора, захватив часть южной стены водокачки. Фонарь над воротами почти не рассеивал мглу, светил желто и тускло, будто из последних сил.
Филин с Емелей сидели в будке возле ворот, у каждого было по «калашу», на столе между сталкерами лежала сигнальная ракета.
— И на фига охрану усиливать? Сегодня не моя смена, я спать должен, — ворчал Филин, подкручивая огонь в газовой горелке. Чайник упорно не желал закипать.
Емеля толстыми ломтями нарезал буханку, на газете лежала колбаса, рядом — коробка с кусковым рафинадом, в кружках насыпана заварка.
— А я вообще водитель, — то ли возразил, то ли пожаловался он. — Мне по чину не полагается сторожить, я, можно сказать, специалист, квалифицированный работник.
— И слова такие знаешь, — вздохнул Филин. — Я Колобка встретил, когда он возвращался, — ушел Змееныш, совсем ушел. Патроны взял, консервы — и сгинул в лесу. А Колобка от кабанов спас, слыхал?
Емеля приподнял крышку чайника, посмотрел на воду.
— Не понимаю, зачем столько шуму поднимать из-за какого-то пацана со сдвигом.
— У него же способности! — жарко возразил Филин. — Чё Колобок рассказывал, слыхал? Волны от него какие-то, жар. Ты вон никаких волн не умеешь, а у него получается.
— Так я человек, а он… мутант, одним словом. — Емеля положил на ломоть хлеба толстый кружок колбасы, взял кусок сахара и стал заедать им бутерброд. — У нормальных людей таких способностей не может быть. Правильно: я Не могу волны, ты не можешь. А он может. Почему? Потому что в нем течет кровь мутантов. Может, мать его с кровососом спуталась, а может, его слепая собака выкормила, он от молока ее мутировал. Как от этих… Как же их… гено…
— Какой Гена? — спросил Филин.
— Сам ты Гена! Говорю: как от генно-модифициро-ванных продуктов бывает. Слыхал?
— Умный ты, Емеля, даром что водила. Скажи тогда, почему мутант Колобка спас? Ведь Колобок его от крали уводил, как Слон велел. А если б бросил Колобка, то мог бы вернуться. Дочь-то хозяйская, говорят, целый день плакала и из комнаты не выходила.
Наконец чайник закипел. Филин стал разливать, прихватив горячую дужку рукавом. Емеля, дождавшись, когда кипяток наполнит кружку, кинул сахар в черный, густо заварившийся чай и стал помешивать старой алюминиевой ложкой.
— Да он сумасшедший, — подумав, ответил он. — Мугант этот. Ты разве не знал? Тронулся, когда из-за него экспедиция Мазая погибла. Хотя откуда, тебя тогда и в Зоне-то не было.
— Так расскажи! — оживился Филин, он был охоч до всяких «зоновских» историй. Емеля отложил ложку, шумно хлебнул чая.
— Иди местность проверь сначала, все ли тихо, — важно велел он.
— Да не вернется Змееныш, ушел он.
— Психи на все способны. Иди, говорю, а то скоро Заточка проверять припрется, надо доложить, что все в порядке. Давай, не ленись, а я потом расскажу.
Филин бросил взгляд на горячий чай, на еду — вздохнул и стал натягивать тулуп: ночь была холодной, ветреной.
Емеля, довольный собой и жизнью, развалился на стуле, жуя бутерброд. Конечно, лучше в такую ночь спать в кровати, но и тут можно неплохо устроиться. Он прихлебывал чай, уминая хлеб с колбасой, закусывая сахаром — была у Емели такая странная привычка, — и поглядывал на дверь. Всего делов-то — оглядеть двор и обратно, а Филина нет. Минуту, две… Сталкер заволновался. Псевдопес его сожрал, что ли? Куда запропастился? Емеля поднялся, приоткрыл дверь. И наткнулся на Филина, который стоял возле будки, задрав голову.
— Ты чего? — толкнул его в спину Емеля. — Я жду же. Чего увидел?
— Эх, черт, ловкий, как кошка! — восхищенно прошептал Филин, не отрывая взгляда от водокачки. Емеля выбрался наружу, посмотрел — и охренел. Тонкая фигурка карабкалась по стене, цепляясь за невидимые глазу уступы. Вот схватилась за балку, к которой крепилась спутниковая антенна, взлетела на тарелку, забралась на подоконник, согнувшись, — и исчезла в окне второго этажа.
— Мне бы так, — вздохнул Филин, опуская голову. — Прикинь, по любой стене, как таракан…
Емеля сграбастал напарника за шкирку.
— Ты чем думаешь, балда?! Мозги твои где? Кто это был? Давай тревогу поднимай! Где свисток? Или ракету сразу?
— Да ну, чего сразу тревогу? Дело-то молодое. — Филин попытался отпихнуть приятеля. — Мне Змееныш даже нравится. Я и раньше видел… Все равно под утро уйдет, никто и не узнает.
От этой логики Емеля вконец растерялся и даже перестал трясти Филина.
— Ты чего? — хрипло сказал он наконец. — Слон знаешь что сделает, если узнает?
— Да как узнает-то? — отбивался Филин.
— А вдруг еще кто видел?
— Тогда бы уже тревогу подняли. Чего тебе, больше всех надо?
— Нет, но… — Емеля помолчал, придумывая аргументы. Ситуация складывалась какая-то невероятная. — Болван ты, Филин! Заточка точно пронюхает, он к Слоновой дочке неровно дышит. Поймет, точно говорю. А потом тебя в кровати без головы найдут, ты так и не узнаешь, кто это сделал, а голова будет на полке стоять.
— Кишка тонка, — неуверенно возразил Филин.
Послышались шаги, в круг света из темноты вынырнула сутулая фигура. Емеля шагнул назад, в открытую дверь.
— Чего у вас? — хмуро спросил подошедший Заточка. — Все тихо?
Он был бледен, а глаза красные, опухшие — порученец не спал вторую ночь.
Филин не успел ответить: из будки показался Емеля с трубкой сигнальной ракеты в руках, выковырял шнур, готовясь дернуть.
— Змееныш там, — бодро доложит он. Мгновенно сориентировавшийся Филин махнул рукой на водокачку.
Глаза Заточки стали круглыми, мгновение он медлил, потом схватил Емелю за руку.
— Не стрелять! Где мутант, говори! Филин указал на Оксанино окно.
— Да вон туда залез. По стене, ровно макака, забрался.
Заточка подскочил как ужаленный.
— Всем тихо! Шум не поднимать! Стоять тут наготове, стволы с предохранителей снять, Змееныш появится — стрелять на поражение!
— Э, ты чё, убить, что ли? — удивился Филин — и получил болезненный тычок острыми костяшками пальцев под ребра.
— Ноги прострелить, но если убьешь, Слон тебя не накажет! — С этими словами Заточка рысью побежал через двор ко входу в водокачку.
Оксана сидела в комнате под домашним арестом — она поругалась с отцом и отказалась уезжать из Зоны. Целый день девушка ходила от стены к стене, валялась на кровати, глядела в потолок. А вечером накатило отчаяние. Днем она не верила, цеплялась за сами собой всплывающие оправдания, однако с наступлением темноты надежды рассеялись: Змееныш действительно ушел, променял ее на консервы и патроны. Что Оксана знает о нем? Почти ничего. Живет в Зоне, как дикий зверь, добывает артефакты, чтобы выменять их на еду и боеприпасы, дружит с мутантами — вот и все. Откуда он взялся, правда ли, что его выкормила слепая собака, кто его родители, в конце концов? Она ничего не знала!
Девушка потрясла головой, села, обхватив подушку, вцепилась в нее зубами. Ей хотелось кричать, да что толку? За дверью торчит Колобок, бежать некуда, ведь Змееныш больше не ждет ее у холма, а сама она… что она будет делать там, в лесу, одна? Все эти мысли о том, чтобы стать сталкером, ночные прогулки по склону и вокруг холма — все это было ребячеством, капризом избалованной девчонки, привыкшей, что мир добр к ней. Но мир не добр — он равнодушен, безразлично-жесток.