Он выглядел привлекательнее, чем я его запомнила, но я знала, что ничего не изменилось. Ладно, одно изменилось: он использовал магию для удержания Мики и Натэниэла в той комнате. Это было либо заклинание, либо врожденная способность, либо что-то такое, что заставило их хотеть оставаться с ним там и отвечать на его вопросы. Частицы этой силы все еще витали вокруг него, и я заметила сухощавые мускулы под его одеждой, а также темную глубину его глаз, блеснувшую на секунду. Не уверена, насколько реальным было последнее, потому что он был тем, кем был — не таким, как мы все и Жан-Клод. Он дразнил, манил, обещал, но в нем не было реального позыва к действиям. Он мог заставить тебя говорить с ним, хотеть быть с ним, оставаться рядом с ним, хотя логика утверждала тебе обратное. Ранкин нашел способ направить силу, которая годилась только для того, чтобы цеплять незнакомцев в баре, на нечто более интересное — он заставлял подозреваемых продолжать беседу. Это впечатляло, и с точки зрения закона не докопаешься.
Он уставился на нас, мы уставились в ответ. Он знал, что мы знаем. Он также знал, что мы ничего не докажем. Я не могу пойти к его начальству и заявить, что он прочел заклинание, потому что он этого не делал. Я была практически уверена в этом. Была ли это магия? Парапсихическая способность? И то, и другое? Понятия не имею, а значит, и объяснить не смогу — по крайней мере так, чтобы навлечь неприятности на его задницу, которых он явно заслуживал. Мы все стояли и пялились друг на друга, пока офицер Эванс не спросил Ранкина, не случилось ли чего. Ранкин покачал головой.
«Что же ты такое?» — подумала я, словно надеялась, что он мне ответит. Он вновь покачал головой и прошел обратно по коридору вместе с Эвансом. Я не знала, кем был Ранкин, но точно знала, кем он не был — человеком.
42
Мы решили вернуться в номер и перегруппироваться. Ру остался с нами, к нам также присоединился Брэм. Он рассказал, что пытался добиться встречи с Микой, но в ответ слышал только: «Твой босс может идти, но его жениха еще допрашивают». Мы прошли уже половину коридора, как вдруг зазвонил мой телефон. Мелодия была та, что установлена на номер Эдуарда.
— Почему нас все время кто-то дергает в этом коридоре? — Вздохнул Натэниэл, когда я ответила на звонок.
Я только открыла рот, чтобы рассказать Эдуарду про Ранкина, но он меня опередил:
— Врач не может сказать про Питера ничего конкретного, кроме того, что он восстанавливается быстрее, чем должен.
— Мы можем с ним увидеться? Или он должен отдыхать?
Эдуард был весь на нервах, а его голос звучал неуверенно. Это было на него не похоже, но речь шла не о работе — речь шла о его ребенке. Так что я решила сосредоточиться на теме детей.
— Бекка сейчас с женой Руфуса. Если хочешь, мы возьмем ее с собой.
— Если честно, я бы не хотел, чтобы она была здесь. Если Дикси проговорится, тогда Питер пострадал напрасно. — Он, кажется, немного злился. Я не могла его винить.
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Этого было достаточно, чтобы он тут же среагировал:
— Что случилось? Ты позволила этой стерве добраться до нашей дочери?
Он определенно был зол и искал, куда бы это выплеснуть.
— Нет. Бекка слышала достаточно еще у бассейна. До того, как Питер увел оттуда Дикси.
— Значит, все было напрасно. — Сказал он.
— Вовсе нет. Бекка не верит, что ты мог изменить ее матери. Она действительно так считает. Я сказала ей правду, и она уверена, что Дикси просто сумасшедшая.
Я услышала его дыхание на другом конце трубки. Кажется, это был вздох облегчения.
— Хорошо, одной проблемой меньше. — Он попытался вернуться к своему обычному тону, но у него не получилось. Я ни разу не слышала, чтобы он до такой степени терял контроль над эмоциями в собственном голосе. Судя по всему, до этого момента я даже не понимала, насколько он себя контролирует. Все-таки контроль был чертовски характерен для Эдуарда.
На том конце трубки послышались отдаленные голоса.
— Доктор здесь. Я пошел.
Звонок прервался. Пока мы шли к парковке, я поняла, что мне нужно обсудить с Руфусом или Марисоль тему Бекки, а ей самой сказать, чтобы она оставалась с ними до тех пор, пока мы не вернемся из больницы. Я поделилась своими мыслями с ребятами.
— У меня есть контакты всех, кто имеет отношение к свадьбе. — Сказал Натэниэл. — Телефон Руфуса у меня есть, но телефона Марисоль нет.
— Это больше, чем есть у меня. — Заметила я. — Можешь сообщить ему, что мы поехали в больницу? Я позвоню Бекке.
Натэниэл остановился, не успев набрать Руфуса.
— Я могу остаться с Беккой.
Мы с Микой синхронно покачали головами.
— Нет. — Сказал Мика.
— Согласна. Мы втроем будем держаться вместе. Подальше от Ранкина.
Никто не стал со мной спорить, кроме Бекки.
— Почему я не могу поехать с вами в больницу?
— Потому что Тед должен позаботиться о Питере и о твоей маме, но в то же время он должен знать, что ты в безопасности.
— Но зачем ему сейчас ты и остальные? Натэниэл в порядке?
— Он здесь, со мной. Поедет с нами в больницу.
— Чтобы спрятаться от полиции? — Спросила она, и опять ее голос звучал не так, как подобает ее возрасту. Но она была дочкой Теда с тех пор, как ей исполнилось шесть. Думаю, было бы странно, если бы она не была на него похожа.
— Вроде того. — Ответила я.
— Может, мне найти Элли и поиграть с ней?
— Хорошая мысль. — Сказала я.
Мы попрощались, я закатила глаза и поняла, что устала.
— Что не так? — Спросил Мика.
— Я не подписывалась на все эти проблемы с детьми. То, что происходит сейчас с Беккой, заставило меня понять, что я никогда не буду готова к такому.
Мика с Натэниэлом синхронно обняли меня — так, чтобы нам всем было уютно. Какое-то время мы испытывали трудности с тем, чтобы обниматься втроем, но потом нашли рабочую схему.
— Ты ведь понимаешь, что они не рождаются почти что двенадцатилетними. — Заметил Мика.
— Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь бывает по-настоящему готов завести ребенка. — Добавил Натэниэл.
Я отстранилась, чтобы посмотреть на него.
— Другие люди звучат гораздо увереннее в этом вопросе.
— Он прав. — Сказал Мика. — Я никого из нас не тороплю, но, мне кажется, идеального момента для рождения детей не существует в принципе.
Я закрыла глаза, вздохнула и сказала:
— Ладно. Я не буду притягивать к нам за уши эту ситуацию.
Натэниэл поцеловал меня, и я тут же открыла глаза, чтобы посмотреть в его счастливое лицо. Из нас троих он больше всего хотел ребенка. Мика сделал вазектомию задолго до нашего знакомства, так что ему не светит стать биологическим отцом. Если бы речь шла только о нас двоих, — ну, троих, включая Жан-Клода, — мы жили бы долго и счастливо безо всяких там детей, но нас было четверо, или три плюс один, или две пары, или… сами разбирайтесь в этой полиарифметике. Часть нашей полигруппы улыбалась мне этими лавандовыми глазами, мечтая о ребенке, очень сильно мечтая. Ему еще даже не стукнуло двадцать пять, а мне уже перевалило за тридцать. Это выглядело так, будто нам надо торопиться. Я уже озвучила все свои сомнения по этому поводу — еще в тот момент, когда мы впервые подняли детскую тему. Сегодня я придержу свое мнение при себе, потому что мне не хотелось обсуждать, когда же мы, наконец, снимем меня с таблеток и начнем пытаться-пытаться-пытаться. Только не сегодня. Со всеми кроме основной группы своих любовников я уже использовала презервативы для большей сохранности.