Надя прислушалась, ей нравилось, когда что-нибудь где-нибудь происходило — тем более занимательное. Но коллега отошел, и Родион Константинович поведал Александру Михайловичу доверительно:
— Мы Илюшкиных родителей все-таки разыскали. Вернее, мать. Где отец, кто он — непонятно. Может, сама не знает.
— А надо ли? — засомневался Александр Михайлович. Он считал странной ситуацию, когда от Ильи, который был усыновлен в младенчестве, не скрывали, что он приемный.
— Должен знать родителей, — уверенно пробасил Родион Константинович. — Он ездил к матери на той неделе. В Электростали живет, продавщица. Не пустила… даже разговаривать не захотела.
— Это же травма! — воскликнул Александр Михайлович.
— Это наша обязанность. Мы выполнили. И он выполнил…
Приблизилась Натэлла Юрьевна и, ломая руки, глядя на Аллу, проговорила.
— Ах, как хороша! Королева… Что, Сашка, жалко отдавать?
— Мы же не в люди отдаем… — возразил Александр Михайлович, не скрывая огорчения.
— Великолепна! Кинозвезда!..
На Надю Натэлла Юрьевна, как обычно, не посмотрела. Она и раньше считала, что Надя не стоит уважения, а когда та поступила в библиотечный институт, стала откровенно презирать, потому что, по ее мнению, библиотекаршами работали идиотки, не способные ни к чему, кроме заполнения формуляров и переноски книжных стопок. В отличие от Аллы, которая училась в престижном архитектурном, — к архитекторам Натэлла Юрьевна испытывала пиетет. Сама она была врачом — как говорили, хорошим, но Надя у нее не лечилась, хотя советами Натэллы Юрьевны пользовалась вся семья. Тем временем у двери возникло движение, и Юлия Андреевна, встревоженная и испуганная, замахала мужу рукой. Александр Михайлович направился к ней, и Надя потянулась следом.
В небольшой комнатке администратора Юлия Андреевна указала на телефон и тихо проговорила, почти прошептала:
— Звонят, Руслан в милицию попал…
Александр Михайлович взял трубку, а Юлия Андреевна пролепетала, обращаясь к младшей дочери:
— Господи, что ж такое?
Александр Михайлович выслушал, вставил несколько реплик, повесил трубку и сказал, пряча глаза:
— Ерунда какая. Надо идти в милицию. Выручать.
— Возьми Надю, — встрепенулась Юлия Андреевна. — На всякий случай. Мало ли…
Она всегда говорила о Наде в третьем лице — само разумелось, что дочь прислушается и все выполнит.
— Садитесь за стол! — Александр Михайлович махнул рукой в сторону зала, где бухающая музыка обернулась неуместной. — Не ждите! И не говори ничего…
Потом Надя почти бежала по темной улице, едва успевая на каблуках за Александром Михайловичем, стараясь не попасть в лужу, и спрашивала, запыхавшись:
— Что случилось? Почему?
— Ерунда, — отрывисто отвечал Александр Михайлович. — Ерунда… Вот же… происшествие…
Надя видела, что ему неприятно, ей тоже было неприятно и страшно. Она сообразила, что, если бы Руслана забрали в милицию до регистрации, и даже арестовали, и посадили в тюрьму — она бы вздохнула с облегчением, но теперь он был мужем Аллы, и так просто от него не отделаться. Они долго ехали в автобусе, пассажиры оборачивались на их праздничные наряды, улыбались, и никому не приходило в голову, что у них неприятности. Отделение милиции стояло за вереницей гаражей, накрытое сверху кронами деревьев, дверь была распахнута, и свет уютно освещал крыльцо, и в сочетании идиллической картины с Надиным душевным дискомфортом было что-то зловещее. Они вошли в безлюдный коридор с масляной краской на стенах и пучками проводки. Александр Михайлович приосанился, поправил галстук и приготовился говорить с властями.
— Товарищ майор, — обратился он в зарешеченное окошечко.
Надя, съежившись, обняв себя за плечи, отошла в сторону. До нее долетали обрывки фраз "понимаете…" "свадьба сегодня…" "случайность…" "гости ждут…". В окошечке что-то произошло, и Александр Михайлович отступил.
— Откуда ты знаешь, что он майор? — спросила Надя.
— Как — откуда? — не понял Александр Михайлович. — По погонам.
— Ты различаешь погоны?
— Конечно, — Александр Михайлович развел руками. — Это естественно. Я же мужчина… и потом, у меня была военная кафедра… и сборы.
— А я не умею.
— Тебе и не надо. Не забивай голову.
Открылась боковая дверь, и Александра Михайловича кто-то неприветливо пригласил:
— Войдите.
Надя осталась в коридоре одна. Скользя спиной по стене, она опустилась на корточки и обнаружила, что устала за хлопотливый день и что семейная жизнь Аллы начинается невесело. Выскочил молодой парень, замер от неожиданности и уставился на нее. Надя поднялась так же медленно и вернулась в стоячее положение. Милиционер смотрел на нее молча. У него были свежие щеки, простодушные чуть раскосые глаза и соломенный чуб, падающий на лоб. Наконец он обрел дар речи.