Тень кивнула мне и с улыбкой протянула припасенное в дорогу домашнее печенье мальчику лет восьми, который боязливо озирался по сторонам и ерзал на лавке. Его мать, госпожа Бергман, раздраженно велела сыну поблагодарить за угощение, и тот еле слышно прошелестел в ответ, втянув голову в плечи. Лидия шумно отодвинула миску и дернула на себе ворот платья, словно ей стало душно.
— Вам нехорошо? — лениво поинтересовался господин Мунс с нотками профессионального равнодушия. Его слуга уткнулся носом в миску и не поднимал глаз.
— Здесь отвратительно воняет, — прогундосила Лидия.
— Помилуйте, — желчно улыбнулся лекарь, его темные глаза сверкнули. — У вас же нос заложен, как вы можете чувствовать запахи?
Он спокойно выдержал бешеный взгляд Лидии, ничуть не смутившись.
— А вонять могут и человеческие пороки, — ответила она и резко встала, чем мгновенно вызвала оживление за столом и тихие перешептывания. Слуга лекаря, Гвидо Петерс, удивленно поднял на нее глаза, отведя тяжелую прядь темных волос с лица, и я удивился насыщенной зелени их радужки. Неужели он и есть?..
— И как же они пахнут? — насмешливо спросил лекарь.
— Сказать вам, как воняет ваш страх? — Лидия перегнулась к нему через стол, ее лицо исказила какая-то беспомощная злость. — Как отхожее место, щедро обрызганное жасминовыми духами!
Господин Илияс неуместно хохотнул, словно безумица удачно пошутила. Лидия закрыла нос и рот ладонью, как будто и в самом деле спасаясь от дурного запаха, и побрела прочь из кают-компании, пошатываясь и слепо натыкаясь на предметы обстановки.
— Господин инквизитор, — склонилась ко мне Тень, в ее шепоте звучал испуг, — с ней что-то неладное. Я боюсь, что…
— Тень, а что у вас с лицом? — я только сейчас заметил на ее правой щеке тщательно припудренный синяк, а на шее свежие царапины от ногтей. — Кто это вас?..
Женщина смутилась и опустила глаза. Страшная догадка обожгла разум.
— Это она?.. Почему? Да как она вообще посмела!..
— Я сама виновата… Не надо было…
— Хватит!
Я в бешенстве выскочил за мерзавкой. Дрянь! Отец Георг поведал мне печальную историю бедной невольницы, которая не была секретом и для Лидии. После всего, что пережила несчастная женщина, как это чудовище вообще посмело распускать руки!..
Я догнал Лидию уже возле каюты, резко захлопнув дверь у нее перед носом.
— Как вы посмели? Как посмели поднять руку на Тень? — прорычал я.
— Уйдите с дороги.
Я схватил ее за плечо и развернул, прижав к стене.
— Только вздумайте еще раз!..
— Надо было ей руки переломать, — прошипела Лидия, — и за борт вышвырнуть за то, что она сделала.
— И что же такого страшного она натворила?
— А то вы не знаете! Сговорилась за моей спиной с этим гаденышем, предала меня, еще и смела заявлять, что…
— Вы о чем? — у меня на секунду мелькнула мысль, что Лидия окончательно свихнулась.
— Хватит придуриваться! Это же она вам сообщила, что я отплываю на этом корабле, с подачи моего придурошного братца! Ничего, он свое тоже получит.
Я в возмущении отшатнулся от безумицы.
— Ваши близкие о вас заботились, пытаясь уберечь от…
— Заткнитесь. Меня от вас тошнит. Господи, как же вы все мне надоели…
Лидия попыталась оттолкнуть меня с дороги, но не преуспела.
— Если я узнаю, что вы бьете Тень, то останетесь без служанки.
— Куда она от меня денется…
— Денется. Я сам найму ее.
— Кто? Вы? Не смешите меня, — Лидия закашлялась, подавившись смехом. — С каких пор Святой Престол раскошеливается на щедрое жалованье своим псам? Голодранец!
Я скрипнул зубами от злости, некстати вспомнив слова Эмиля.
— Моего жалованья хватит, чтобы защитить Тень от ваших издевательств.
Безумица опять позеленела лицом, и у меня мелькнула мысль, что ее в самом деле тошнит.
— Вы воняете, господин инквизитор, — сквозь зубы сообщила она мне. — Ваше тошнотворное самодовольство и лицемерие воняют даже хуже, чем эти недоноски в кают-компании…
Я отступил от двери, освобождая ей дорогу. Спорить с ней было бесполезно.
— Вас тошнит только от собственной желчной злобы. Окружающие здесь ни при чем.
— А вы у нас чистенький святоша… — бросила она мне в спину. — Ничего дальше собственного носа не замечаете. А действительно, зачем? Только вы у меня тоже этой грязью человеческой умоетесь, с головы до ног!