— Хватит, Хриз, — голос Антона звучал глухо. — Ты не умеешь каяться. Тебе не жаль. Ты… убила Юлю?
— Да, — обронила я. — Сиятельная княжна мертва.
Мальчишка застонал, запустив пальцы в волосы. Странно, но мне и вправду было его жаль. Незнакомое доселе ощущение…
— Убирайся… Я не хочу тебя знать. И жить тоже не хочу! Пошла вон!
— А ты был прав… Ну когда говорил, что мне ненавистно чужое счастье. Только видеть твои страдания в стократ хуже…
В дверь вопросительно заглянул Дылда, и я махнула ему рукой. Двое матросов внесли тяжелый кованый сундук. Я подошла к нему и распахнула крышку.
— Знаешь, братик, я вечно забывала про твои дни рождения, забывала о подарках, даже на клятое Изморозье ничего тебе не дарила… — я мрачно разглядывала перепуганную насмерть девчонку, связанную по рукам и ногам и скрюченную в сундуке. — Ты уж прости, что мой прощальный подарок в несколько драной обертке, не успела я… Держи свое сокровище.
Я подцепила Юлю за шкирку, вытащила из сундука и толкнула к брату. На девчонке до сих пор была свадебная рубашка, разодранная на заднице. Некрасиво…
— Господи, Юля! — юноша торопливо подхватил княжну и освободил ее от кляпа. — Ты жива!
— Анжи… Кто она? — девушка с ужасом смотрела на меня, не узнавая в маскировке. — Почему она?.. Что она такое говорит?
— Не бойся, не бойся, — брат прижал всхлипывающую Юлю к себе, гладя ее по голове. — Это моя сестра, она тебя не обидит. Сейчас я развяжу…
Я отвернулась от них и подошла к дорожному секретеру с наспех собранными вещами. То самое вышитое платье из синего атласа… жаль его, но оно не приталенное и будет ей впору… И вот эта сорочка…
— Отойди от нее, Антон.
— Хриз, пожалуйста, оставь ее в покое!
— Отойди! Она покусана гадюками. Мне надо ее осмотреть.
Я оттолкнула брата в сторону и рывком поставила девушку на ноги. Когда я задрала на ней рубашку. Юля возмущенно охнула, а Антон торопливо отвернулся, приговаривая:
— Я не смотрю, не смотрю!
— Отчего же не поглядеть, братик, — я пресекла слабые попытки сопротивления и раздела княжну, придирчиво осматривая ее. — Это мой подарок тебе, Антон. И не волнуйся, я успела вовремя. Вояг не сорвал цветочек ее драгоценной невинности, так что все достанется тебе. А ты! Только посмей заартачиться! Честь семьи она блюдет!
Девчонка вспыхнула и попыталась что-то сказать, но я уже развернула ее к себе спиной. Два укуса на плече, один на бедре. Синяки и ссадины. Хорошо, что я подстраховалась и поила княжну противоядием последние дни. Но все равно яда было слишком много. Глупая неумеха, даже отраву воягу подлить не смогла!..
— Это вы! Я узнала вас! Лидия Хризштайн! Как вы могли так жестоко!..
— Замолкни и не дергайся! — я нанесла пару капель грибного эликсира на ранки и развернула девчонку к себе. — Рот открывай.
— Зачем?
Но я уже схватила ее за подбородок, нажала на щеки и влила остаток эликсира. Княжна закашлялась, замахала руками, пытаясь отбиться от меня.
— Видишь хорошо? Четко? — я вытерла у нее кровь с разбитой губы, впрочем, уже сделавшейся целой. – Давай одевайся.
Я натянула на нее сорочку и платье и отступила на пару шагов, любуясь. Хороша, зараза. Все-таки чувствуется порода. И пожалуй, стоит отдать ей вот эти прелестные изумруды из дома Остронега, они прекрасно подойдут к ее глазам. Мариночке они все равно больше не нужны, потаскуху и так похоронят с княжескими почестями…
— А теперь я кое-что объясню тебе, девочка. Сиятельная княжна Юлия мертва. Ее тело найдут на пепелище дворца, жестоко замученной и убитой то ли обезумевшим воягом, то ли Серым Ангелом… А ты жива только потому, что мой брат захотел тебя. И я не смогла отказать ему. Но если ты взбрыкнешь, носом начнешь крутить, то знай, что твой дед тебя продал. Можешь полюбоваться.
Я достала из сумки купчую и бросила ее девчонке. Она дрожащими пальцами развернула бумагу и уставилась в нее, шевеля губами. Антон несмело коснулся ее плеча, но она дернулась, словно укушенная.
— Нет… — она замотала головой в отчаянии. — Я вам не верю! Это подделка! Дедушка не мог так со мной поступить!.. Нет…
— Да, — ответила я. — Это на тот случай, если ты вздумаешь заявить о себе. Твоя семья от тебя отреклась, ради престола и власти, и если ты вернешься, то окажешься собственностью некоего господина Антона Хризштайна. Он перед тобой, кстати.
Брат застонал и схватился за голову.
— Господи, Хриз, ну что ты творишь!
— Я, в отличие от тебя, прекрасно знаю, что делаю. Романтика пройдет, любовь завянет, чувства остынут… а документ останется.