Юношеский максимализм или Тайны у каждого свои
Часть 1
Глава 1
«Касторкин» таки исполнил свою угрозу и оставил меня на излечение на все семь дней. Причин для такого решения я не видела, с какой стороны не присматривалась. Даже с лупой, которую ради развлечения притащила Милисент. Но их видел профессор Эскул. Он регулярно и тщательно проводил осмотры меня, вроде как болезной, делая пометки, отбирая пробы на анализы. И очень внимательно наблюдал за мной, во избежание скрытых пролонгированных последствий. Мне же было скучно. Откровенно.
Девчонки навещали, но все реже. Первые два дня они забегали нечетное количество раз, затем — раз в день, а потом — как получится. Их романы развивались бурно, и времени на меня здорово-болезную не хватало. Оно и правда, я была здорова. И, видя сияющие и счастливые лица подруг, не могла их винить в том, что они предпочитали встречи со своими любимыми змиями просиживанию времени со мной. Особенно поражала Эрилия. Она изменилась кардинально — «цвела и пахла», где и поделись колючесть и агрессивность. Ч. М. забегала иногда и, потупив лучащиеся счастьем глаза, извинялась за редкие посещения, и вскорости убегала.
Сенти бывала чаще и дольше — минут на пять-десять. Зеленушка успевала рассказать в быстром темпе новости академии, а затем исчезала. А я оставалась скучать и штудировать учебники, чтобы не отстать от остальных. Откровенно говоря, новости, практически, всегда были одни и те же — все хорошо! Даже не знала, как на это реагировать: меня — нет, и все спокойно! Дни протекали, как равнинная река, тихо, неспешно, без эксцессов. Где-то внутри скреблась небольшая обида. Чем дальше, тем ощутимее. После круговерти недавних событий, я чувствовала себя не у дел.
Навещал меня и ректор. На этот случай я всегда прикидывалась спящей: было неудобно. Его присутствие льстило, даже больше — мне этого хотелось. Но я не знала, как себя вести. То, что поведала Офелия, в голове не укладывалось: я и он, такой взрослый, если не сказать старый, по нашим, человеческим меркам. Примерно такой же по возрасту, как и мой отец, только папа родился здесь, на Земле, и ему действительно сорок лет, а вот ректору… В общем, и сладко, и колко, и СТРЕМНО.
Вот и сегодня, он тихо вошел в палату и, подойдя к окну, замер там вполоборота — такой красивый, собранный и … сдержанный. Так невыносимо тянуло к нему, но я была растеряна и зла. Не понимала, что происходит. И эта обжигающая боль внутри. Она не забывалась. НИКАК! Хотя уже и не выкручивала наизнанку. Мои подруги наслаждались своими отношениями, упивались ими, радуясь каждой встрече с любимыми, а я… Я наблюдала за мужчиной, так будоражащим мою сущность. Наблюдала из-под прикрытых ресниц, боясь выдать себя неловким движением, лишним вдохом. Его губы манили до умопомрачения. Но, стиснув зубы, я упорно изображала спящую.
Ректор стоял и молчал, изредка посматривая в мою сторону. В его присутствии во мне словно просыпалась какая-то стихия. Что-то легкое и горячее. Хотелось летать. Птицей. Бабочкой. Невесомым перышком сгорать в холодном пламени темно-серых глаз, влажных и манящих, обещанных только мне…
— О чем думаете, адептка?
Меня коснулась прохладная рука с длинными музыкальными пальцами. Феерия мыслей с треском лопнула, как платье с некачественной строчкой. И когда только подошел? Мой блеф был раскрыт. Далее притворяться было унизительно.
— О том, что сказала мне Офелия, — не меняя лежачего положения, ответила я. И почти не соврала. С вызовом взглянула на своего эмоционального мучителя.
— И что же сказала принцесса Священных?
Возможно, мне показалось, но в голосе ректора скользнули нотки напряжения. А хорош-то как, словно теплое молоко на больное горло! О, Господи, что я несу? Я ведь в школе в упор их братию не видела! Они всегда пустым местом для меня были! А здесь с ума сойду от шквала разно действующих эмоций или сдохну от стыда. И виноватым будет он, вот этот одуряюще-манящий «зараз», он же ректор, он же предназначенная мне особь мужского пола.
— Так что же Вам, адептка, поведала Офелия? — не сдавался ректор.
А была — не была! Пусть лучше выгонят за… ну, в общем, за что-нибудь, чем и дальше быть в неведении.
— Тебе, — поправила мужчину, изменяя расстояние меж нами на словесном уровне до минимума.
— Что мне? — не понял ректор.
— Не тебе, а мне! — я осмелела. Побарахтавшись немного в своей больничной рубашке, встала лицом к лицу со своей Судьбой. — Офелия сказала, что ты — мой жених!
Все! Все мосты сожжены одним махом! И теперь я напряженно ожидала изощренной насмешки со спорадическим смешением с грязью.