— Милосердная, в тех местах буйствует неизвестный странник. Он великий воин и похож на человека. Но на его спине страшные раны, ошметки кожи и осколки костей, чего-то, что могло быть крыльями. Кровоточащие ожоги покрывают его кожу, а когда он сердится, черты лица становятся звериными, — старец запнулся, неуверенно глянул на нагиню. — Он не человек, милосердная, он — низверженный бог! Так говорят люди, видавшие его.
— Продолжай.
— Он вышел из кипящих вод озера. Огромный. Измученный, но сильный. Его взгляд страшен и прожигает насквозь, а черные волосы змеятся по плечам. И он безумен!
Сердце Офелии сжалось. Из него полезли болезненные щупальца. Добрались до мозга. Разорвав все слои защиты, вырвали из памяти имя — Драгон! Но это было невозможно! Он просто не выжил бы! Хранителям запрещено входить во Врата Времени. Для них это равносильно мучительной смерти. Но как же болезненно отзывается сердце на каждое слово старика.
— В чем же люди видят безумство этого странника?
— Он ищет белоснежную деву. И он зовет ее… Офелия, так же, как и тебя, милосердная. Словно слепец рыскает деревнями. И горе любой девушке, что попадет ему на пути. Он словно не видит разницы, и лишь познав ее ближе, понимает, что ошибся.
— Он причиняет им вред? — сердце уже гулко отзывалось в ушах.
— Разве может бог навредить? — ошарашил старик. — Правда, девушки, что встретились на его пути, все понесли, но разрешались от бремени преждевременно, всего через неделю. Видно бог сам, осознав свою ошибку, вынимал детей своих. И дети эти рождаются странными. Сначала — обычными младенцами, но за несколько часов те превращались в существ на четырех лапах с хвостом и гребнем на спине. Они молчаливы и пьют росу, вместо материнского молока. Люди дали им имя — ящеры — «скорые на смену шкуры». Они разные размерами и видом. Их относят подальше от дома, чтобы не смущали взоры людей своим уродством, а юных матерей — желания иметь других детей. Но они выживают. Некоторые из них возвращаются. Приходя в лунном свете, находят своих матерей и ночами просиживают у закрытых дверей, а потом снова уходят.
— Это все? — голос белоснежной богини был сухими и острым.
— Он идет сюда… Почему низверженный ищет милосердную?
— Мы сегодня же уйдем отсюда, — Офелия проигнорировала вопрос. — Вашему селу ничего угрожать не будет. Спрячьте на время ваших девушек.
— Но Ваше дитя, благословенная! Позвольте нам защитить наших богов! — старик затрясся от возмущения.
— Нет.
— Вы бросаете нас? Мы чем-то провинились перед богами? — старец сник и съежился, как иссохший фрукт.
— Вы ни в чем не виноваты, — Офелии стало жалко этого человека и всех людей, которые оказались хорошими соседями. — Это не ваша битва. Именно так! Мы спасем вас, уведя Черного бога за собой. А теперь поторопись, старик. И… спрячьте дочерей. На время.
Старик ушел. Его сгорбленная фигура никак не хотела теряться между ровных стволов деревьев, то там, то там мелькая в виде обрывочных штрихов слишком свободной одежды. Офелия еще долго не могла прийти в себя от услышанного. Вопросы, как и что, не давали покоя. Ответов не было. То, что это Драгон, уже не вызывало сомнений. Но как? И что он творит?
Шантер тихо подошел к жене. Ее обеспокоенный вид после разговора со старцем настораживал. Так нетипично для спокойной Офи. Он как-то подслушал это имя из разговора жены с Носбиром. Но вслух не озвучивал. Ревновал к такой близости с кузеном, но сознаться, что следит за ней при каждой возможности, не мог. Знал — не простит! Потерять — не мог! И радовался, как дитя, что Офелия беременна, и теперь весь ее взор заключен на ребенке, иначе давно бы прочла все его тайны. Мужчина аккуратно обнял живот Офелии. Прислушался к содержимому. Получил в ухо. Сильно. Ощутимо. Рассмеялся. Встряхнул блестящей шевелюрой и счастливо заглянул в синие омуты жены. Но сейчас это были грозовые тучи.
— Драгон здесь. В нескольких днях пути. Он ищет меня.
Всего несколько слов, и счастье, согревающее его все это время вдруг застыло. Новости окунули с головой в ледяную купель, злорадно вытравливая все тепло из души.
— Драааагон! — прорычал Шантер. — Как он нашел нас? — И вдруг, сжав Офелию в руках, пообещал, — не отдам! — ребенок, словно отзываясь на разговор, забарабанил ножками. Шантер прижался плотнее к значительным округлостям жены, впитывая в себя призывную дробь малыша, и мстительно сообщил ей на ушко. — Убью! Не отдам!
— Нужно уходить. И как можно дальше, — Офелия проигнорировала вызов мужа. — У нас совсем мало времени. Несколько дней. Может, немногим больше, — о поступках Драгона, равно, как и о