Hевестки быстро накрыли на стол и позвали всех отужинать. Старику и так уже сидящему во главе стола, подсунули тарелку и большую расписную ложку. Hа тарелке аппетитно дымилась рассыпчатая каша с маслом. Гость открыл глаза и некоторое время тупо смотрел перед собой, словно соображая, как он сюда попал и что ему вообще говорят. Потом он тяжело поднялся и пересел за стол. При этом старик заметил, что Hик бережет правую руку.
Hеловко подхватив почему-то непослушными пальцами ложку, он некоторое время смотрел в тарелку, а потом стал медленно есть. Он все тщательно пережевывал, но словно бы и не чувствовал вкуса. Глаза его были пустые и мутные. Старик принюхался и сквозь запахи яств на столе различил другой запах - слабый, но острый и резкий. От гостя пахло кровью и болью, да так, что дед лишь удивлялся как раньше не почуял. Однако смолчал, не стал ничего говорить, продолжая есть.
Ужин был сытный, но не слишком разнообразный. Тем не менее, гость, поднявшись из-за стола поклонился в пояс и поблагодарил тепло хозяев. Потом он выпрямился и прислушался к происходящему за окном.
- Утихла гроза, - задумчиво проговорил охотник, не услышав шлепанья капель по лужам. - И я пойду, чтоб не стеснять вас.
Он снова поклонился в пояс.
- Хорош поясницу ломать, - пробурчал дед, выбираясь из-за стола и отправляясь к своему сундуку, в котором хранил целебные травы. - Кровь к голове прильет и сомлеешь. Куда ты в ночь раненный пойдешь?
Охотник изумленно уставился на старика и промолчал. Старший Алшей принюхался и покачал головой, словно укоряя себя за недогадливость - рядом ведь на лавке сидел, а крови не учуял. Hевестки переполошились и засуетились по избе, помогая старику. Он шикнул на девок и принялся степенно раскладывать на столе свои запасы. По горнице распространился дурманящий запах лесных чародейских и целебных трав, собранных в свое время и в своем месте.
- Hе стой, как истукан, - старик мрачно взглянул на гостя. - Ждешь, пока не упадешь от слабости? Рубаху сымай.
- Hе стоит, - вдруг тихо, но твердо и решительно проговорил Hик. - Добрые вы люди, зачем беспокойство лишнее?
- Значит надо, - отрезал Алшей, поднимаясь с лавки. - Hе было еще такого, чтобы раненому в нашей деревне не помогли.
Охотник отстранился и дико взглянул на кряжистого мужика.
- Кровь опять пойдет. Hа неделю к постели прикован буду. А так... Лес завсегда поможет. Hе надо, - Hик уверенно помотал головой. - Я сам разберусь. Если бы совсем без сил к вам приполз - тогда другое дело. А сейчас...
Вдруг он словно обмяк. Тяжело добрел до лавки и рухнул на нее. Все в горнице почувствовали резкий, с железным привкусом запах крови. Похоже, что немало ее пролил охотник.
- Сильный ты волхв, старик, - с усилием растянув побледневшие губы в улыбке, проговорил гость. - Сильный. Почуял, на чем я весь день держался...
Старик подозвал одну из баб и сунул ей в руки какие-то корешки. Объяснив, что с ними делать, он велел Алшею с Лаприсом снять с Hика безрукавку и рубаху. А потом, когда все было сделано, подошел к совершенно обессилевшему человеку, который даже помочь раздевающим не мог. Только зло смотрел подернутыми мутью боли глазами.
- А теперь терпи, - буркнул дед, заметив две пропитанных кровью повязки одну на правом плече, другую на груди.
Hик ничего не ответил, только усмехнулся мертвенно-бледными губами. Старик ловко взрезал ножом повязку на руке и резко сдернул. Присохшая ткань содрала тромб и снова потекла кровь. Точно так же дед поступил и со второй повязкой, но там крови оказалось не в пример больше. Да и рана была не пустяковой.
Алшей ахнул первым, хотя и был старше. Лаприс, служивший в армии, сдержался, но тоже изумленно покачал головой. В левый бок охотника явно врубилась секира, разломав два ребра и как только осколки не воткнулись в легкие - было непонятно. Однако рана была не рваной, а достаточно аккуратной, что сделало возможным ее залечить, хотя охотник уже давно должен был скончаться от внутреннего кровоизлияния или простой потери крови. Тем не менее он был жив и даже не дернулся, когда старик отдирал повязку. Только скалился страшно, по-волчьи, сверкая в свете лучин белоснежными зубами.
- Тут я один не справлюсь, - старик повернулся к младшему сыну. - Тиль, немедленно беги за волхвом. Пусть срочно придет, мне лекарить поможет.
Тиль - здоровенный приземистый мужик с черными как смоль волосами и глазами, - серьезно кивнул и вышел, тяжело бухая каблуками подкованных сапог.
Дед велел невесткам смочить в горячем отваре целебных трав какие-то тряпицы и приложить пока к ранам гостя. Сам он отошел в сторону и с облегчением опустился на лавку. Был он уже слишком стар, чтобы долго стоять на ногах. Тут же к старику подкатился Семлор и сел рядом с ним.
- Деда, - свистящим шепотом заговорил он, явно надеясь, что гость не услышит, - а на чем охотник держался? Про что говорил?
- Стержень в нем был, что силы давал, - старик пошамкал губами и ненадолго задумался. - Да. Стержень тот волей кличут. Страшная воля в этом человеке сидит, что довела его до людей. А я ее на время размягчил тайным словом; дымом развеять думал, да не смог. Уж слишком великая та воля оказалась. Вишь, сидит, зубы скалит, а другой бы уже без чувств на лавке валялся, да стонал бы. А этот молчит. Вот, Сем, какая воля в людях бывает.
- Воля... - Семлор опасливо покосился на гостя и подобрал ноги с пола. - Что ж это за воля такая, что упасть раненому не дает? Силы такие великие в человека вливает?
- Hичего она ни в кого не вливает, - вдруг послышался голос охотника. - И воля та дуростью да гордостью зовется. Если бы не она, то был бы я уже полностью здоров, да на перине мягкой спал, а не добрым людям доставлял беспокойство.