На этом необходимость моего присутствия здесь пропала. Я вышел из дома, оставляя все на стражников.
Глава пятая. НоаТи
Вечер не заканчивался, а шторм все набирал силу, стонал мне на ухо, шипел и грохтал. Где-то за завыванием ветра слышались крики, кто-то не запер ставни и теперь пытался справиться со стихией. Я верно уловил направление и жестом указал в ту сторону стражникам. Трое их них тут же сорвались с места, отмахиваясь руками от воды, пытаясь увидеть дорогу. Скорее всего, они в том доме и останутся. Был предел, после которого даже стражники не выходили на улицы — пик шторма.
Но страшен была не сама непогода, а те, кто появлялся в прибрежных водах в те часы.
— Натаир-Итах, подготовить экипаж или… — слышащий пытался перекричать шторм.
— Через три часа, — озвучил я прогноз. Именно столько должен был занять самый опасный период. — Через три часа выдвигайтесь к главному управлению. Сейм дознаватель будет ждать своих новых гостей.
Три часа ЭтаРе хватит, чтобы прийти в себя и не бросаться на теплокровных разумных, пытаясь их сожрать. До конца шторма он будет продолжать пугать всех оскалом, но, учитывая специфику его работы, это и к лучшему. К сожалению, его ветвь морских змеев всегда была более подвержена инстинктам и более уязвима из-за этого. Брат-близнец ЭтаРе, например, разбился о скалы у Эрумии, то ли за самкой погнался, то ли за жирным ламантином, и слишком увлекся.
— Да, Натаир-Итах, будет сделано, — склонился стражник и исчез под навесом, оставляя меня в одиночестве.
Вода все прибывала, по улицам лился поток, ливневые каналы едва-едва справлялись, хотя их исправно чистили каждый сезон. Наказание за неисполнение было неприятным — десяток плетей. Наказание за оставление без помощи в такой период — двадцать плетей. Наказание за самостоятельный выход из убежища — смерть. Хотя были удачливые смельчаки, которым удавалось и стихию пережить, и от змея сбежать.
Шелест чешуи я услышал уже на соседней улице. Чем ближе к портовому району, тем выше были заборы у домов. Я провел рукой по ближайшему, нащупал стилизованные изображения змеев и дев — легенды, которые окружали мой род, моих предков, что лишь женщина способна укротить Великого змея. В каждой легенде был и обман, и правда. Не просто женщина и не только женщина.
За поворотом я увидел его: толстый хвост скользил по камням улицы, длинное тело извивалось между заборами, вытянутая морда выискивала что-то среди домов, взволнованно вертелась, топорщила длинные усы, пробовала языком воздух и воду и совершенно не обращала на меня внимания. Змей был невелик для нашего рода. Я мог с закрытыми глазами сказать, что на хвосте у этого экземпляра есть белая полоса, такие же серебристые чешуйки мелькали на груди и возле головного плавника. Уж своего племянника я мог узнать.
КиоТи крутился у этого дома не первый год — идеальная иллюстрация всем тем легендам об истинных парах и другой ерунде. Только тянуло его сюда не из-за мифической привязанности, а из-за острого яркого запаха рыбы и специй. В доме была лапшичная — самая лучшая в Моарианне, уже седьмое поколение как здесь варили, жарили и резали. Главное блюдо — лапша с особенным острым супом, яйцами морских птиц и обжаренные в хлебных крошках крошечные соленые рыбные мальки.
Я пнул конец хвоста и, естественно, добился яростного шипения, змей развернулся быстро, даже слишком, для большого и, казалось бы, неповоротливого тела. Но мне было чем ответить. Руки уже изменялись, когти были достаточные, чтобы впиться в чешую племянника и продавить ее, дотянуться до мягкой внутренности мышц, причинить боль. Тот запоздало дернулся, прощупал воздух языком в моей стороне, понял, что ошибся, сменил тональность звука со злобной на извиняющуюся.
— Проваливай, — потребовал я. — И не возвращайся, пока не отрастишь себе ноги. Тогда и поговорим.
Молодой змей зашипел с издевкой, мол, ты не можешь мне запретить появляться здесь в шторм. Ведь это время, когда волны достаточно сильны, будто специально созданы, чтобы скользнуть с ними в порт. Я скривился, было глупо надеяться, что в пустой голове юнца было что-то кроме инстинктов и желаний. Но лучше бы он за ламантинами гонялся в проливе.