Интуитивно я познал какую–то часть этого необычайного параллелизма годы назад, совершая путешествие в Антарктиду — мы плыли вниз, вдоль всей страны на юг. В то время мне казалось, что я совершаю паломничество внутри собственного тела и души, а самый южный город Чили, Пунта–Аренас, казалось, представляет муладхару–чакру. И духовно и географически перед отправлением к Антарктиде, к ледяным пустошам, где сияет белый свет, было необходимо спуститься туда. Проливы и каналы на юге Чили, казалось, представляют нади: пингалу, иду и сушумну, а корабль, на борту которого я плыл, был Кундалини, Змеем.
Хотя этот интуитивный символизм тысячи лет существует в Индии в виде целой науки, тогда в Чили я был способен лишь смутно осознать его. Он пришел ко мне как часть драмы моей души, и как болезненная попытка обрести искупление для себя и своих соотечественников. В современной психологии этот феномен подобия называют «переносом» или «трансференцией»; алхимические эксперименты также были рассмотрены с этой, психологической, точки зрения. Результаты, известные в Индии веками, показывают, что любые такие эксперименты имеют дело с чистейшим эзотерическим символизмом: мы замкнуты в нём со всех сторон; всё для нас антропоморфно: человек и есть цельность.
Как образы сновидений порой создаются физическими действиями или процессами, такими, как пищеварение, работа почек или печени, так и религиозные образы и архетипы Коллективного бессознательного могут быть отражением психической физиологии, или вегетативной жизни души, соответствующей чакрам, сплетениям, нади и всему прочему. Получается, боги живут в наших телах, как явления, имеющие определенное положение и исполняющие различные функции. Ангелы действуют в наших почках так же, как и в самых отдаленных галактиках небес. Лесные звери также обитают в нас — как побуждения и инстинкты. Они в наших чакрах.
Ужасающей гранью этого представления является то, что пока живы, мы занимаем тело, которое в свою очередь является телом Вселенной в миниатюре. Мы — клетки в космическом теле, и в то же время, мы — микрокосм. Итогом становится игра бесконечных зеркал, а Вселенная уподобляется китайской шкатулке с секретом, в которой целые ряды меньших коробочек содержаться одна в другой.
Звезды — это чакры макрокосма; Млечный путь — сушумна, ида и пингала. Кундалини проходит через небеса, как Змей творения. Миры неба — психические и физические эманации тела космического Христа, в то время как человек — Христос воплощенный. Пока мы живы, мы существуем в малом теле, которое, в свою очередь, существует в большем теле Вселенной. Так, возможность космических путешествий подобна тому, как двигалась бы в организме клетка, от почки к сердцу. А умственное путешествие к Солнцу или Луне, подобное тем, что совершают йоги Индии или мой Наставник в Чили — это психическое движение и от чакры к чакре, и путешествие к созвездиям. И всё же, в обоих случаях, движение совершается в пределах великого ментального тела. Тибетские танки изображают Колесо жизни помещенным в живот демона: так и мы заперты во Вселенной, а Вселенная помещается в нас — и потому каждый из нас объективно целостен. Может быть, смерть станет побегом из этой тюрьмы, возможностью покинуть как малое, так и большее тело — и тогда мы сможем увидеть демона снаружи.
Невозможно сказать больше, потому что не существует слов, описывающих большее. На самом деле, и приведенные обстоятельства уже ставят на порог безумия. Пока мы живы, мы тоскуем о небесах; умерев, мы, наверное, будем скучать по телу и станем считать физическое существование райским веком. Может быть, мы вернемся в перевоплощениях; может и нет. Никто не знает, является ли смерть полным растворением; никто не видел темной стороны Луны. Всё, что мы знаем: смерть — это уход из физической жизни. В сущности, жизнь и смерть противостоят друг другу, и, как следствие, нет никакой возможности общения живых и мертвых, потому что они стремятся в разных направлениях: живые смотрят внутрь, а мертвые — наружу.