Выбрать главу

Улицы Бенареса не имеют с земным миром решительно ничего общего; по правде, они неописуемы, и не поддаются никаким сравнениям. Одновременно ужасающие и обольстительные, отвратительные и завораживающие. Каждый, кто прошел улицами Бенареса, держа открытыми глаза и разум, поймет, что наблюдает зрелище поистине грандиозное. Эти улицы отражают муки творения, и вместе с тем — величайший триумф духа над мучением. Сострадание и бесчеловечность, жалость и ужас, мельчайшее и космическое — всё сплетается в материю улиц Бенареса. И над всем вибрирует невероятный шумный хохот, будто говорящий: «Взгляни–ка на этот фарс, эти боль, отчаяние и величие — и рассмейся, потому что ничто из этого не существует на самом деле; все мы клоуны, занятые в великой комедии, в Майе».

Бенарес также наполнен волшебством и миражами. В чём–то он подобен улицам Чандни Чоук Нью–Дели, но здешняя атмосфера — квинтэссенция религиозности. Ведь страдание и болезнь, предшествующие смерти в Бенаресе — нити религиозного мотива Индии. Поэтому уродцы, наблюдающие за смертью прокаженных, смотрят ясными глазами, их лица умиротворены. Они улыбаются, зная, что хорошо играют назначенную божественную роль — она показалась бы тяжелой, если бы не была частью великой комедии.

Скрестив ноги, на улицах сидят карлики в тюрбанах, в их глазах — улыбка безбрежного сочувствия. Мимо проползает голый мужчина, обмазанный синей пастой. Он приподнимается с земли и, пошатываясь, швыряет себя вперед. Снова поднявшись, он повторяет то же действие. В конце концов, он доберется до священной реки, хотя ему предстоит преодолеть еще многие кварталы. Всё утро меня преследовал ребенок, беспрестанно теребивший меня за ногу. Совершенно невозможно было избавиться от него: всякий раз, как я давал ему денег, он просто просил еще.

Поверх этих узких улиц, погруженных в тень огромных деревьев, скачут и резвятся обезьяны, внизу торжественно шествуют коровы. Все остальные должны уступать им: корова обладает своего рода непреложным преимуществом в движении. Улицы уставлены сотнями магазинов и лотков, ведь Бенарес — центр шелковой промышленности. Сари из Бенареса, отделанные золотой вышивкой — чудо индийского ремесла, знаменитое во всём мире. А еще вдоль берега высятся дюжины роскошных дворцов, построенных махараджами царств древней Индии. Открытые веранды этих дворцов предназначались махараджами для паломников из близлежащих районов, посещающих Бенарес. И здесь, как и везде, подчеркивается всеохватная, неразборчивая жизнь Индии: всё делается сообща, индус всегда окружен другими людьми. Он живет, любит, ест, спит и умирает прилюдно, а значит, должен сохранять внутреннее, духовное уединение. Практически каждый махараджа или богатый индийский купец выстроил в Бенаресе дворец, но все они — на одном берегу; на другом же, совершенно одинокий, стоит дворец махараджи Бенареса, принадлежащего к касте не кшатриев, но брахманов, ведь, согласно общему мнению, он — прямой потомок Шивы. Юный махараджа скромен и образован. Он в особенности интересуется сравнительным религиоведением и доколумбовыми цивилизациями Америки — культурами майя, ацтеков и инков. Он полагает, что когда–то между Америкой и Индией существовала связь, которая теперь должна быть изучена.

Бенарес — одно из священнейших мест Индии, его можно назвать Ватиканом индуизма. Но чтобы понять его религиозную роль, нужно сравнить его также с Лурдом или Иерусалимом: здесь собираются паломники и неизлечимо больные, ожидающие чуда, и возможности умереть с миром. Однако, несмотря на священную историю, в Бенаресе не так много индуистских храмов, поскольку большую их часть века назад разрушили мусульмане. Так Аурангзеб воздвиг мечеть на руинах храма хинду. Но мусульмане не могли уничтожить реку или изменить ее течение. А дух этой реки — важнейшая черта Бенареса, да и самого индуизма. Бенарес, среди прочего, знаменит своим древним университетом, в котором собираются ученые всей Индии, а также здешними мистиками и йогами, достигающими самадхи или даже еще более глубокого транса, кайвалия. И еще: именно в Бенаресе Тулсидас перевел на хинди Рамаяну, а риши Ватсьяяна написал Камасутру.