— Следует верить ее словам?
— Есть еще кое-что… Пойдем, подброшу до метро. — Майор стряхнул снег с куртки. — Когда дежурный в нашем изоляторе заметил, что номер пятый просыпается, он сразу доложил, все сделал правильно… Так вот… — Майор оглянулся. Снег падал густо, на аллее позади них исчезали две цепочки следов. — Перед тем как открыть глаза, парень спел кусок песенки. Позже его просили повторить, но безрезультатно, не помнит. Они приходят в норму, а в голове точно стирается все. М-да… А лейтенант запомнил. Хочешь, спою?
«Двадцать пятый — век проклятый, Двадцать пятый — золотой! Если ищешь встречи с Богом — Жги мосты перед собой!»
Taken: , 1
2. Изабель
Я упал лицом вниз и лежал в страшно неудобной позе. Опыт подсказывает: никогда не вскакивай сразу, если не можешь вспомнить, как упал, потому что неизвестно, какая кость сломана. Шевельнул конечностями — локоть заныл, но в целом, попытка оказалась успешной. Виски покалывало, такое ощущение, словно в черепе засело с десяток негров с тамтамами. Наверное, я ударился глазом — слева на сетчатке вспыхивали и гасли зеленые цифры.
— Снейк, сладенький, что с тобой? — Кто-то меня переворачивал. Я приоткрыл глаза и тут же забыл о боли в локте и вспышках в глазу.
Ему можно было бы дать не больше семнадцати, если бы не ровная короткая бородка от уха до уха. Круглое азиатское лицо. Похож на японца или китайца, но не чистый китаец.
— Снейк, мальчик, ду ю о'кей?
— О'кей! — сказал я и попробовал сесть.
Он разулыбался. Как я уже сказал, его милое личико окаймляла идеально подстриженная бородка, весьма симпатичная. Слева ярко-оранжевая, справа — синяя. На лбу дымились узкие очки без дужек. Просто сидели, словно приклеенные, и дымились. В уголке левого глаза виднелось что-то металлическое — серьга в форме капли. Когда он повернулся, я заметил за ушами шишкообразные утолщения, под цвет кожи, вроде аппаратиков для глухих. На голове все было в порядке, если можно назвать порядком стоящую дыбом прическу, в виде распахнувшей пасть кобры. Глаза у кобры светились, капюшон на затылке слегка шевелился. Он нагнулся, змея качнулась. Мне показалось, китаец собирается лечь рядом, но он лишь помог мне встать. Когда мы поднялись, оказалось, что обладатель разноцветной бороды ниже меня почти на голову.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Оу, ноу, бой! Джаст не сэй, что нажрался тиба. Ты же мне обещал!
Этот парень постоянно смешивал русский и английский, с добавлением китайского. Впрочем, скоро я к этому привык и перестал обращать внимание. Все так говорят…
— Как тебя зовут? — повторил я, пытаясь сморгнуть соринку в левом глазу.
— Это же я, Изабель! Снейк, мальчик, не пугай меня! Ты притворяешься, йэп? Или ел без меня тиба !
— Да, я ел без тебя тиба! — Мне подумалось, что это наилучший ответ, который можно дать, чтобы не сойти с ума. Результат оказался странным — юноша заплакал. Заплакал и бросился мне на грудь.
— Ну, ну, перестань! — пробурчал я, погладив кобру по капюшону. От его прически пахло миндалем. — Я больше не буду!
И правда, зачем мне эта тиба? Обойдусь, наверное. Тут Изабель встал на цыпочки, высунул язык и решительно потянулся ко мне губами. Тело среагировало быстрее, чем разум. Секунду спустя он отлетел к стене, брякнулся, как заводной клоун, на пол и горько заплакал.
Черт подери, я никогда бы раньше с такой легкостью не ударил человека, и уж тем более не таким жестоким образом!
Я сказал «к стене». Собственно, никакой стены за секунду до этого не наблюдалось. Мы стояли на краю овальной, покрытой пружинящей губкой площадки, за спиной у меня — желтоватая выгнутая поверхность, впереди и с боков — только небо, ни перил, ни стекла. Восхитительно синее небо и немного странные облака. Но Изабель не улетел от моего удара за край, навстречу ему молниеносно выдвинулось откуда-то снизу сетчатое упругое полотнище, точно флаг на ветру, и вернуло его нежно на пол.
— Извини! — сказал я. — Ты что, голубой?
— Ты фантазно токаешь, — отозвался он с пола, без всякой, впрочем, обиды. Или привык, что его бьют? — Вай голубой?
— Ну… ты любишь мужиков?
— Снейк, мальчик мой, — он прекратил плакать, раскосая мордочка отразила неподдельное изумление, — кого же мне, по-твоему, любить?
— А женщин не пробовал? — Мне казалось, я иду по тонкой натянутой проволоке, каждый вопрос кидался наугад.
— Хэй, Снейк, я штекнулся ! Это новый плей, йэп? Вы с Чаком лепите новую игру про фемин?
Я чуть не застонал. Опять мимо цели. Попробуем зайти с фланга.
— Почему у тебя женское имя?
— Женское? С каких это пор? — Похоже, на сей раз наступила его очередь пугаться. — Так звали пикового вирус-киллера, он был моим дедом.
— Он был врачом?
— Почему врачом?! Он, хоть и порченый, был убийцей пятого дана, таких десяток на континент… Я взял его имя.
— Ты говоришь о компьютерных вирусах?
— Оф коос… А какие еще бывают?
Так, похоже, хоть в чем-то мы друг друга поняли. Мне показалось, я ухватил одну, не самую глупую, мысль.
— Что значит «порченый»?
— Снейк, ты разве не знал?.. — Он запнулся и яростно покраснел. — В молодости он спал с бабами…
— Надо же, какая неприятность… Хотел бы я с ним встретиться, — сказал я. — Дед, наверное, умер?