Она тряхнула головой. В мыслях появилось не то черное пятно, не то дыра, за которой простиралась опять-таки чернота. И в черноте клубились неописуемые формы и смыслы, грозя прорваться сквозь хрупкую пелену разума. Чей-то голос шипел-шептал ей на ухо, что-то обещал, о чем-то рассказывал, задавал вопросы и притворялся, что ждет ответ. Язвительно смеялся. Она не понимала ни слова, будто говоривший изъяснялся на чужеземном языке. Да и не было рядом никого, кроме незнакомца, который молча сидел и ждал.
— Ты… кто?
Томаш, Казимир и Делия трижды приводили к ней лекарей и один раз — ведуна. Что холеные горожане в чистеньких кафтанах, что отшельник в лохмотьях, с лицом, похожим на кору столетнего дерева, — все они оказались одинаково бессильны, и Кира, вспомнив о своих хозяйских правах, запретила таскать в дом чужаков.
Наверное, не стоит удивляться, что ее не послушались.
— Хватит с м-меня… докторов.
— Разумеется. — Незнакомец еще немного помолчал, устремив на нее немигающий, как у балаура, взгляд. — Вам, госпожа Адерка, не нужен ни доктор, ни знахарь, потому что от медицины в вашем случае не будет ровным счетом никакого толка. Возможно, помогла бы ворожея, но они не любят городских и прячутся так, что до Второго потопа не найдешь. Однако чародей гораздо лучше ворожеи, и чародей… точнее, граманциаш… теперь к вашим услугам.
Кира с трудом приподнялась на локтях. Одеяло соскользнуло, ключицы обдало холодом. Месяц назад она бы провалилась к самым корням Мирового древа всего лишь от мысли о том, чтобы принимать незнакомого мужчину в одиночку, в таком виде — простоволосой, неумытой, в несвежей сорочке. Но змеи, целители и замаячившее на горизонте место-без-воспоминаний навеки покончили с ее стыдливостью.
Граманциаш… Сквозь тоску и тупую боль в груди пробился росток любопытства. Слово было колючим и опасным, как застрявшая в горле рыбья кость. Мысли заметались стайкой перепуганных птиц над камышами; чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, пришлось закрыть глаза и перевести дух. Нет, сказок про странников в черном ей мама не рассказывала. Эва Адерка не любила жуткие истории, которые закапывались в ил на самом дне памяти, а потом время от времени выбирались оттуда, заставляя с криком просыпаться по ночам. Она о таком предпочитала умалчивать.
Но нашелся другой сказочник.
— Ч-ч… чернокнижник, — проговорила Кира, пристально глядя на гостя.
Он вежливо улыбнулся и кивнул. В темных глазах вновь мелькнули изумрудные блики. Нет, не померещилось. Кира вдруг поняла, что лицо у него очень странное: красивое… да, красивое, взгляд не оторвать… но стремящееся прочь от любых других слов и определений, то и дело исчезающее, как ныряющий под нити основы челнок. Она видела удлиненные очертания, чуть впалые щеки, резко очерченный подбородок. А какой у гостя нос? Прямой или с горбинкой? Есть ли у него борода? Жесткий ли рот или с пухлыми, женственными губами? Морщины на лбу, оспины или шрамы на щеках? Ничего. Лишь намеки, очертания. Незаконченный узор.
Но… узор красивый.
Кира села ровнее.
— Граманциаш, — сказала она, неотрывно глядя на чернокнижника. — Выпускник Тринадцатой школы, ученик… той, кого не принято упоминать ночью. Чародей, для которого не существует правил. А вы действительно умеете летать верхом на балаурах?
— Действительно, — бесстрастно подтвердил гость. — И не только летать. И не только на балаурах. Что же до правил, они все-таки существуют: например, я всегда выполняю то, о чем меня просят. И, по правде сказать, если упомянуть мою наставницу — хоть ночью, хоть днем, — не случится ровным счетом ничего ни плохого, ни хорошего. Она точно не появится — делать ей больше нечего, отвечать на каждый призыв. Ну, если вам так удобнее, пусть остается Той-Кого-Нельзя-Называть. Вижу я, госпожа Адерка, вы неплохо осведомлены.
Последние слова прозвучали с нескрываемой иронией. Кира набрала было воздуха в грудь, чтобы съязвить в ответ, но не успела — увидела краем глаза знакомый золотисто-оранжевый отблеск над изголовьем кровати. Всхлипнула, зажмурилась и тихонько заскулила-застонала, зная, что будет дальше.
Голос граманциаша, волоча за собой целый хор причудливых отголосков, сопроводил ее во 
.
— Впрочем, это все ерунда. Мое имя Дьюла, Дьюла Мольнар. Я пришел, чтобы вместе с вами спуститься к змеям, госпожа Адерка. — Он опять замолчал, явно выдерживая паузу, как подобает хорошему повествователю. — Видите ли, только мне известна природа вашего проклятия и только я могу вас спасти. Вы этого хотите?