В памяти постепенно восстанавливались недавние события: они в доме Люпина празднуют рождение его сына, приход Шеклболта, затем они оказываются в Хогвартсе. Битва вспомнилась сразу же и с мельчайшими подробностями: глухой рокот от ударов заклятий по защитному куполу, рев великанов и треск Адского пламени, запах гари и крови, пылевая завеса, нагромождение камней и обломков мебели под ногами, вспышки и свист боевых заклинаний у самого виска, крики, ругань, стоны раненных… И безумный женский хохот, под аккомпанемент которого она падала вниз вместе с рушащейся лестницей.
Судя по царящей кругом тишине, битва закончилась, непонятно только, чем именно. Однако если она здесь, в Больничном крыле, а не на улице, не в подвале Малфой-мэнора и даже не в Азкабанском лазарете, победа Волдеморта в лучшем случае под вопросом. Возможно, это всего лишь перемирие. И, как назло, рядом нет никого, у кого можно было бы спросить.
«Знатно меня приложило, однако», — подумала Диана и попыталась встать, но тут же поняла, что туловище ее заковано в какую-то броню, позволявшую едва-едва оторвать голову от подушки. Несколько секунд она лежала неподвижно, пытаясь оценить, насколько сильно ее покалечило при падении, затем все же попробовала пошевелить правой рукой. Это удалось, однако боль в ней только усилилась. Попытка пошевелить ногами ни к чему не привела, ноги болели по-прежнему, но оставались совершенно неподвижны.
Бессильно застонав, Диана слегка повернула голову куда-то вправо. Взгляд ее наткнулся на что-то белое, и через пару секунд она смогла определить, что это — матерчатая ширма, отделявшая ее кровать от остального помещения. Наверное, Больничное крыло набито пострадавшими, подумала она. Странно, почему их всех тогда не отправили в Мунго? Ее кровать находилась в самом углу. Откуда-то со стороны ширмы лился слабый свет, похожий на дневной — кажется, там было окно. Рядом с ширмой краем зрения она заметила ночной столик, сплошь заставленный пузырьками и фиалами с зельями так, что стакан с водой притулился на самом краю и грозил вот-вот упасть. Только сейчас она почувствовала, как сильно ей хочется пить, но встать и взять стакан мешал панцирь, сковывавший тело. Неимоверным усилием воли Диане удалось дотянуться правой рукой до стакана и слегка подтолкнуть его кончиками пальцев к краю. Она своего добилась — стакан свалился на пол и со звоном разбился. Она еще помнила — мадам Помфри всегда накладывала одностороннюю «заглушку» — больной наслаждался тишиной, но любой шум со стороны его койки был слышен школьному колдомедику.
В своих расчётах она не ошиблась — ширма тут же отодвинулась и перед ней возникла высокая фигура в лимонно-желтом халате целителей госпиталя Св. Мунго. Это был мужчина, лицо его, смутно белевшее в полумраке закутка, казалось почему-то знакомым, но Диана не могла вспомнить, где она могла его видеть раньше.
Взглянув на осколки стакана и лужу на полу, человек спросил:
— Пить?
Диана в ответ медленно моргнула. Борьба с собственным телом истощила и без того жалкие силы и теперь даже движение глазными яблоками стоило серьезных усилий. Целитель наколдовал новый стакан с водой и к нему длинную гибкую трубочку, похожую на трубочку для коктейлей, один конец которой он опустил в стакан, а другой поднес к ее губам. Диана немедленно присосалась к ней и принялась жадно пить. Больших усилий ей стоило не поперхнуться — пить лежа было до крайности непривычно, к тому же жажда заставляла ее торопиться. Наконец, когда стакан опустел, целитель спросил:
— Еще? — но Диана в ответ только слегка мотнула головой. Тот кивнул и, вынув из кармана халата большой фиал с мутноватым содержимым, вылил его в стакан и снова вставил в него трубочку:
— Тогда еще вот это…
Диана послушно втянула в себя жидкость. По вкусу она узнала питательное зелье — его давали тяжелым лежачим больным, оно на некоторое время могло заменить обычное питание, так как содержало необходимое количество витаминов, минералов, аминокислот, а также глюкозу. На вкус оно было довольно гадким — сладко-соленым, но пациенты, получающие его, обычно пребывали без сознания и не жаловались.