Когда они напали на него в душевой, ему хотелось подойти к каждому, пожать руку и сказать: я ведь не кричал! Я повел себя, как вы, я проявил смелость! Вы ведь просто хотели меня испытать, правда? Хотели узнать, достоин ли я быть одним из вас? Он изо всех сил пытался в это верить, пытался верить в это целый день, ни на шаг от них не отходил, чуть на пятки не наступал. Как назойливая птица, он крутился вокруг них, пытаясь сесть им на голову или на плечо. Иногда ему казалось, что ему неплохо удается держать равновесие, что никто не сравнится с ним в искусстве улавливать малейший дружелюбный жест или заметить брошенную в его сторону улыбку.
Дело шло к вечеру, и он подумал: теперь мы все вместе пойдем куда-нибудь и хорошенько повеселимся. Возможно, будет попойка, и тут-то я в грязь лицом не ударю. Они вышли из казармы, всей толпой прошли мимо церкви Святого Оскара, перешли улицу Нарвавэген. Ему отчаянно хотелось закричать идущим навстречу прохожим: не видите, что ли, пятая рота идет, из части на Йотагард, мы в увольнении и теперь идем веселиться!
Он даже не заметил, как остался один. Никто не сказал: слышь, Гидеон, пошли с нами, сходим в Линдгорден или на автомобиле сгоняем в Сталлис, скинемся на такси, вместе дешевле выйдет. Он повернул назад, по Нарвавэген в сторону площади Карлаплан. На улице Линнея встретил машинистку из канцелярии, которой всегда помогал менять ленту, потому что заметил, что у нее очень красивые руки. Девушка шла в компании прапорщика, и когда Гидеон попробовал ей улыбнуться, она посмотрела на него так, как смотрят на переполненный пассажирами автобус в час пик.
Мелкий страховой агент оказался единственным на всем белом свете, кто знал, что он заплатил все премиальные вперед, и вот теперь догнал его и сказал, чтобы он не расстраивался. Просто так в компанию не возьмут, он ведь и сам это прекрасно понимает. Подожди немного, может сегодня, после увольнения. Сейчас погуляют в городе, пообсуждают Гидеона, стоит ли принимать его в свои ряды. Ну конечно стоит, скажет кто-нибудь, парень-то хороший, вы сами видели: утром ни звука, хотя уж как ему досталось. И все проголосуют «за».
Он дал агенту себя утешить, успокоился и даже повеселел. На площади Карлаплан зашел на телеграф и заказал звонок в Вестерос. Услышав голос матери, задыхающийся, едва слышный из-за помех на линии, Гидеон сначала разволновался и встревожился. Она несколько раз прокричала в трубку «алло!» и только потом услышала то, что он говорил. Но разговор прошел легче, чем он предполагал. Нет мама, сказал он, домой приехать не смогу, увольнительные отменили. Теперь на выходные домой никого не отпускают. Придется тебе как-то справляться без меня.
Врать оказалось на удивление легко. Надо просто перестать слушать собственный голос, и всё. До свидания, мама, прокричал он в трубку, радуясь, что разговор наконец заканчивается, до встречи недели через две. Вышел из телеграфа, сел в кафе на улице Кларавэген и сидел там, пока не стемнело. Он был полон уверенности и говорил себе, что теперь всем этим жалким играм в прятки со страхом конец. Теперь он станет членом великого и могущественного союза спасенных душ.
Так почему же ему так страшно? Почему он сидит в канцелярии, обхватив голову руками? Нет, он не плачет, но не решается поднять взгляд, у него то ли не хватает сил, то ли смелости посмотреть комнате в глаза. Казарму так запросто по плечу не похлопать и не завести задушевную беседу, если тебе одиноко. Стоит пугающая звенящая тишина, и ему кажется, что сердце тикает, как часы. Висит на стене и упорно отсчитывает время. Он не решается обернуться.
Из-за закрытой двери доносятся голоса, и страховой агент, до этого скромно державшийся на расстоянии, подкрадывается к нему и шепчет на ухо: смотрите, вот вы и не одиноки. Настал момент истины, знаете ли. Пора выйти и получить членство в клубе неодиночек.
Гидеон встает, гасит свет, выходит из комнаты, запирает дверь на ключ, идет в роту. Да, все уже пришли. Молча, с серьезным видом стоят в коридоре, как будто собираются водить хоровод — хотя какие тут танцы, все же знают, что у скрипача разыгралась язва и он не придет. Пустят ли они его в этот хоровод? Он находит пустое место и молча занимает его, хотя на самом деле ему хочется крикнуть: вот я! Я стою в кругу вместе с вами! Прикоснитесь ко мне и убедитесь, что я существую!