Прошу прощения, что перебиваю вас, встрепенулся литературный критик, привстав с кровати, но кажется, вы упомянули «крутой детектив»? Критик дал фору другим не меньше чем на час и уже перешел в ту стадию опьянения, где заканчивается благожелательность и начинается сварливость. Следовательно, внутренне потирая руки продолжал он, я полагаю, что вы знакомы с моим эссе о Хемингуэе, Кальдероне и греческом подполковнике в Новом вестнике. Что скажете? Ведь куда лучше получилось, чем у этого ворчуна Вестина в его статье о Фолкнере и месопотамском змее? Что у него вообще в голове, месопотамский змей к Фолкнеру ни малейшего отношения не имеет! Курам на смех! Писарь сразу понял, что нужно что-то делать, иначе критик сейчас пойдет по списку всех тех, кого считал хуже себя, — а в списке было под сотню имен, — поэтому и бровью не повел и продолжил с того места, на котором остановился: собственно говоря, я не нахожу там ничего, кроме чертовски наивного способа попытаться сбежать — выпрыгнуть из одного окна комнаты и потихоньку залезть обратно через другое. Ведь именно это пытаются сделать некоторые загадочные авторы «крутого детектива».
Секундочку-секундочку, обиженно вскричал литературный критик, остерегайтесь плагиата, друг мой! Нетвердой походкой он подошел к Писарю, схватился за столбики кровати и обвис на них как на костылях. Это вы взяли из моего эссе, это уже совсем никуда не годится!
Писарь опустошил бокал и посмотрел на золотой шарик — ему показалось, что шарик стал больше, размером с голову ребенка. В тот же момент за окном зашумел ветер, как будто огромная птица взмахнула крылом, по карнизу застучали крупные капли дождя. Поэт выглянул на улицу, девушка в берете все не уходила. Ах, должно быть, ждет, пока я останусь один, польщенно подумал он, наморщив высокий лоб цвета слоновой кости. Взглянул на бутылку с коньяком — там оставалось еще прилично. Писарь тем временем посмотрел литературному критику прямо в его покрасневшие бычьи глазки. В теле ощущалась удивительная легкость, как будто голову наполнили газом и ей невыносимо хотелось оторваться и взмыть в воздух. Писарь почувствовал, что готов принимать великие решения. Вы правы, не долго думая, сказал он, эта фраза дословно взята из вашего эссе, однако вы эту мысль дальше не развили, а я как раз собирался это сделать, но вы меня перебили. Иронично поклонившись, литературный критик спросил: и как же вы собирались ее развить, позвольте узнать?
В голове у Писаря вспышкой мелькнула дикая, невероятная мысль, и он тут же понял, что именно так все и должно быть. Только так он сможет переубедить этого надутого индюка. Если вы соизволите подойти вместе со мной к окну, произнес он, то я буду иметь честь продемонстрировать, как именно я собирался довести наши с вами рассуждения до логического завершения. Воздушный шарик раздувался все сильнее и сильнее. Оттолкнув поэта, он запрыгнул на подоконник. Ну это вообще ни в какие ворота, начал было поэт, но литературный критик шикнул на него, не сводя глаз с Писаря. Тот выглянул в окно: на тротуаре прямо под окнами валялся большой белый пакет, и капли дождя стучали в него как в барабан. Стучали оглушительно громко. В подъезде напротив отеля стояла девушка в ярко-красном берете и смотрела на него. Он подмигнул ей, хотя понимал, что с такого расстояния она ничего не увидит. Наверное, просто спряталась под козырек переждать дождь.
Осторожно переступая, он развернулся лицом к комнате, взглянул поверх голов товарищей и увидел висящую на противоположной стене миниатюру, медленно вытянул руку и обнял влажную поверхность стены снаружи, поставил левую ногу на карниз. Крайне медленно перенес правую, встал на карниз обеими ногами, раскинув руки в стороны по стене, и оказался распятым между двумя окнами, вот только лицом в стену. Осторожно повернул голову и краем глаза что-то заметил, и хотя понимал, что сильней голову поворачивать опасно, все же повернул, чтобы разглядеть получше. Это был тот самый золотой шарик с флагштока — он висел в воздухе совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, весь в каплях дождя. Небольшой прыжок — и он мог бы очутиться прямо там.
Писарь заскользил вдоль стены и уже скоро оказался на карнизе у второго окна. Наблюдавшие за ним из комнаты были уверены, что сейчас он спрыгнет обратно в комнату. Заметив, что Писарь не собирается останавливаться, поэт прокричал ему: залезай обратно, идиот, упадешь! Вот еще, отозвался Писарь, чувствуя, как его переполняет великий, радостный и легкий, словно воздушный шарик, покой, я не из тех, кто считает бегство до всем известной точки достаточно радикальным методом. Если уж совершать побег, то места надо выбирать новые. Так и передай литературному критику.